— Он сказал ей! Взял и сказал! Лорд-канцлер голову ему оторвет.
— Никто ему ничего отрывать не будет. Не знаю, как ему это удалось, но он и эта девчонка, Ханна, — они сумели понять ее. Правило одно: будь точен, даже когда лжешь.
— Но он все испортит!
— Нет, Дент. Испортили все другие министры. Зачем же ему тонуть вместе с ними? Этот тип оказался изворотливее, чем я думал.
Она продержала Дуна целых пятнадцать минут — неслыханно, даже настоящие министры, и те редко когда удостаивались столь длительной беседы. За дверью лорд-канцлер сходил с ума от беспокойства.
— Мистер Дун, вы невероятно маленького роста, вас это не беспокоит?
Наконец-то этот Дун был захвачен врасплох, и она порадовалась своей маленькой победе.
— Маленького роста? — переспросил он. — Да, вообще-то я невысок. Но эта область мне неподвластна, поэтому я даже не думаю об этом.
— А что вам подвластно?
— Одна из секций министерства колонизации, отвечающая за пункт приписки колонистов, — отрапортовался он.
— Но это же далеко не полный перечень ваших возможностей, мистер Дун, я не ошиблась? — рассмеялась она.
Он по-птичьи склонил голову набок:
— Вы действительно хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?
— О да, мистер Дун. И я с нетерпением жду ответа.
— Только я не отвечу, Мать. Во всяком случае, не буду отвечать здесь, в этой зале.
— Почему же?
— Потому, что в специальной комнатке сидят двое человек, которые прослушивают весь наш разговор и записывают на камеру все наши действия. Я смогу говорить откровенно, только когда мы останемся наедине.
— Я запрещу им подслушивать.
Дун улыбнулся.
— А, понимаю. Может, я и правлю Империей, но не всегда моим приказам следуют, это вы хотите сказать? Ладно, посмотрим. Покажите-ка мне эту комнатку.
Дун поднялся и вышел, она последовала за ним.
— Наб, Наб! Он ведет ее прямо сюда! Что нам делать?
— Веди себя естественно, Дент. И постарайся не наблевать на петлекамеру.
Дверь распахнулась, и Дун, отступив в сторону, пропустил Мать в комнату.
— День добрый, джентльмены, — кивнула она.
— Добрый день, Мать. Меня зовут Наб, а эта перетрусившая тварь в углу — мой помощник, Дент.
— Так вот, значит, кто меня слушает и исполняет каждое мое пожелание.
— Стараемся. — Наб был сама уверенность.
— Мониторы. Телевидение! Надо же, как необычно!
— Мы решили, что петлекамеры здесь несколько неуместны.
— Дерьмо собачье, Наб, — мило проворковала Мать. — Вон одна из петлекамер.
— Это специально для записи исторических моментов.
Никто не просматривает эти петли.
— Что ж, я рада, что наконец узнала, насколько внимательно за мной следят. Впредь во время утреннего туалета постараюсь быть поосторожнее. — Она повернулась к Дуну. — Что вы можете предложить? У меня такое впечатление, что, очутись мы сейчас в лесу, за нами будут следить птицы и шпионить деревья.
— Ну, на самом деле, — произнес Дун, — есть у меня одно местечко. Самый настоящий лес с живыми птицами и настоящими деревьями. Единственный на всем Кроуве.
— Что, птицы и вправду живые? — поразилась она.
— Живехонькие, так что, когда будете там, остерегайтесь сюрпризов сверху. И смотрите под ноги.
— Ну так что же вы?! Отведите меня туда! — срывающимся от нетерпения голосом проговорила она. И повернулась к Набу с Дентом. — А вы двое пока демонтируйте эту петлекамеру. Можете подслушивать, подсматривайте на здоровье, но никакой записи. Поняли меня?
— К вашему возвращению все будет исполнено, — вытянулся в струнку Наб.
— Наб, вы ж даже пальцем не шевельнете, — фыркнула она. — Вы что, думаете, я дура?
И вышла в услужливо распахнутую Дуном дверь.
Когда дверь захлопнулась, Дент опрометью бросился к корзине для мусора и склонился над нею в три погибели.
Наб бесстрастно наблюдал за ним.
— Эх, Дент, ничему-то ты не научился. Нашел, понимаешь, кого бояться.
Дент только покачал головой и вытер губы. Желудочная кислота огнем ела рот и горло.
— Пойди, позови технарей. Мы должны перенести камеру в другое место. Да, и высверлите пару дырок в стенах, пускай ими займутся рабочие. Надо создать впечатление, будто лазеры все убраны. И побыстрее, мальчик мой!
У двери Дент остановился.
— А что будет с этим Дуном?
— Ничего. Он понравился Матери. Мы будем использовать его каждый раз, когда потребуется привести ее в хорошее настроение. Этот человек пустое место.
Мать замечала, как поднимается настроение Дуна, когда, окруженные толпой телохранителей, они следовали по коридорам, которые загодя специально расчистили для них.
Наконец они остановились у какой-то двери, и Дун приказал Маменькиным Сынкам пойти пока где-нибудь погулять.
— Это должно быть здорово, Дун, — сказала Мать. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, как это здорово.
— Да, идти стоило. Хотя, наверное, в детстве вы забредали куда дальше, — ответил он.
— О, я убегала за многие километры от дома, — мечтательно улыбнулась она. — Какое чудесное слово. Услышав его, словно наяву вспоминаешь, как когда-то носилась по холмам вверх-вниз. Слово, которое таит в себе путешествие.
Километры. Покажите мне наконец это место, где птицы поют на деревьях.
И Дун открыл дверь.
Она быстро вошла, затем шаг ее замедлился, и вот она остановилась. Помедлив в нерешительности, она медленно пошла между деревьев, скинула туфли и зарылась пальцами ног в траву и влажную почву. Мимо порхнула птичка. Ветерок играл ее волосами. Она расхохоталась.
Продолжая смеяться, она прислонилась к дереву, провела руками по коре, сползла по стволу и уселась прямо на траву. Над ее головой ярко светило солнце.
— Как вам это удалось? Где вы откопали этот клочок земли? Последний раз я ходила босиком по земле, когда мне было двадцать, и было это в одном из последних парков Капитолия.
— Это все ненастоящее, — ответил Дун. — Вернее, не все. Деревья, птицы, трава — они настоящие, но небо — это купол, а солнце — всего лишь иллюзия. Хотя вы можете обгореть.
— На солнце я покрывалась веснушками. Но при этом всегда говорила: «К черту веснушки, я поклоняюсь солнцу!»
— Понимаю, — кивнул Дун. — Остальным я говорю, что здесь воссоздано одно местечко на планете Сад. Там давным-давно не принимают иммигрантов, а промышленность сведена к минимуму. Но вы-то знаете, что это такое на самом деле.
— Кроув, — произнесла она. — Мир моего деда! Такой была эта планета до того, как ее заковали в металл. Сталь опоясала ее, подобно громадному поясу целомудрия, навсегда изгнав отсюда жизнь. О Дун, я дам вам все, что пожелаете, только позвольте мне приходить сюда. Вы получите все, что угодно, если в каждое пробуждение я буду проводить здесь по несколько часов!
— Я буду рад принимать вас здесь. Но, надеюсь, вы понимаете, что это означает.
— Вы же все равно чего-то добиваетесь от меня, — парировала она.
— Хотите искупаться? — улыбнулся он.
— Здесь есть вода?
— Озеро. С кристально чистой водой. Правда, немного холодноватой.
— Где?!
Он провел ее к озеру. Она без малейших колебаний сбросила одежду и нырнула. Дун нагнал ее посредине озера, она плыла на спине, любуясь проплывающим по небу облаком.
— Наверное, я умерла, — сказала она. — И очутилась в раю.
— Вы верующая? — удивился Дун.
— Да. Но верующая в себя. Каждый человек создает свой собственный рай. И насколько я вижу, Дун, ваш рай удался на славу. Ну, Дун, должна вам сказать, вы мне понравились. Все остальные, с кем я переговорила сегодня, полные задницы.
— Я не стремлюсь к вершинам власти.
Она усмехнулась и, взмахнув руками, перевернулась. Дун качался на спине рядом с ней, и слова смешивались с шумом воды, плескающейся вокруг них.