— Это многое упрощает, — намекнула Виктория, бессознательно отыскивая в толпе Стоунвейла.
Наконец она обнаружила, что граф разговаривает с хозяйкой дома возле двери, ведущей в огромный сад Атертонов. Виктория не могла не отметить ту дружескую манеру, с какой граф склонялся к прелестной леди Атертон — ангельскому видению в розовом платье.
— Если тебя это успокоит, Берти не упоминал ничего такого, из чего можно было бы заключить, что Стоунвейлу нужно твое приданое, — заметила Аннабелла. — Напротив, говорят, старый граф был человек оригинальный, он прятал все свои деньги — копил, пока не умер. Теперь все досталось новому графу. Ты ведь знаешь Берти, он никогда не пригласил бы этого человека сопровождать нас, если бы не был в нем уверен.
Все это правда, подумала Виктория. Лорд Линдвуд был только на два года старше своей сестры. Недавно унаследовав титул, он всерьез воспринимал обязанности главы семьи, заботливо оберегал свою кокетливую, жизнерадостную сестренку-и всегда был любезен с Викторией. Он не стал бы подвергать риску ни ту, ни другую, знакомя их с человеком с темным прошлым или ненадежной репутацией. Возможно, Аннабелла права, и на сей раз Виктория все преувеличивает в страхе перед коварными охотниками за приданым…
Но тут Виктория припомнила взгляд Стоунвейла. Если даже граф не охотится за ее приданым, все равно он гораздо опаснее, чем любой мужчина, которого ей доводилось встречать, за исключением, разумеется, отчима.
При этой мысли у Виктории перехватило дыхание, и она сердито отругала саму себя. Нет, неожиданно горячо возразила она себе, как бы опасен ни казался Стоунвейл, немыслимо сравнивать его с жестоким мерзавцем, женившимся На ее матери. Что-то подсказывало ей, что эти двое мужчин вряд ли сделаны из одного теста.
— Виктория, дорогая, поздравляю тебя. Я видела, ты полностью завладела вниманием нашего новоиспеченного графа. Стоунвейл неплохая добыча, верно? — Знакомый воркующий голос прервал ее размышления.
Виктория обернулась и увидела рядом с собой Изабеллу Рикотт. Она заставила себя улыбнуться. По правде говоря, Виктория терпеть не могла эту женщину, но в то же время завидовала ей.
Изабелла Рикотт напоминала Виктории экзотический драгоценный камень. Ей недавно минуло тридцать, и ее окружала атмосфера женской тайны, притягивающая мужчин не меньше, чем нектар привлекает пчел. Экзотичность ей придавали по-кошачьи грациозная походка, гладкие темные волосы и слегка раскосые глаза. Она была одной из немногих женщин (к их числу принадлежала и Виктория), которые презирали моду и носили яркие цвета, а не безупречно белые или пастельные. Изумрудно-зеленое платье Изабеллы сверкало в ярком освещении бальной залы.
Но Виктория завидовала не экзотической красоте Изабеллы, а той свободе, которую предоставляли ей возраст и положение вдовы. Вот о чем она мечтала. Женщина, достигшая положения леди Рикотт, избавлялась от внимательного надзора света, которому подлежала сама Виктория: леди Рикотг могла даже позволить себе, с известной осторожностью, тайный роман.
Виктория никогда еще не встречала человека, с которым ей захотелось бы завести роман, но, пожалуй, она не отказалась бы от такой возможности — если бы представился случай.
— Добрый вечер, леди Рикотг. — Виктория глянула сверху вниз на собеседницу, которая была на несколько дюймов ниже ее. — А вы знакомы с графом?
Изабелла покачала изящной головкой.
— К сожалению, нас еще не представили друг другу. Он совсем недавно появился в свете, хотя, как я слышала, уже стал завсегдатаем клубов, в особенности часто его видят за карточным столом.
— Я тоже об этом слышала, — вступила в разговор Аннабелла, — Берти говорит, он превосходный игрок, очень хладнокровный.
— В самом деле? — Изабелла глянула в тот конец комнаты, где граф все еще продолжал беседовать с леди Атертон. — Красивым его не назовешь, верно? Зато в нем есть что-то интригующее.
Красивый? Виктория чуть не расхохоталась — столь неуместным казалось это слово применительно к Стоунвейлу. Нет, красивым его не назовешь. У него сильные, даже резкие черты лица, острый нос, агрессивно выпяченный подбородок, а в серых глазах — какая-то напряженность. Волосы графа, цвета неба в безлунную ночь, уже тронуло на висках серебро. Все это вместе никак нельзя назвать красотой… Приглядевшись внимательно, можно увидеть в нем спокойного, хладнокровного и властного мужчину, но никак не светского денди.
— Но он прекрасно одевается, — вставила Аннабелла.
— Да, — спокойно согласилась Изабелла, — одеваться он умеет.
Виктории не понравился оценивающий взгляд, каким Изабелла смерила графа. Однако она не могла не признать, что Стоунвейл принадлежит к числу мужчин, которые не позволяют даже модному портному навязать им свой вкус. Его широкие плечи, тонкая талия, крепкие ноги не нуждались в приукрашивании.
— И наверняка забавен, — протянула Изабелла.
— Ну конечно, — оптимистично согласилась Аннабелла.
Виктория снова взглянула на темную фигуру, высившуюся рядом с леди Атертон. Забавен — это совсем не то слово. Он опасен.
Но Виктории внезапно захотелось поиграть с этой опасностью, ей давно уже не хватало круговерти света, в которую она погружалась каждый вечер, чтобы не проводить в одиночестве долгие ночные часы. Ей необходимо было что-то еще, чтобы уйти, убежать от постоянных ночных кошмаров.
Быть может, граф Стоунвейл и станет тем успокаивающим средством, в котором она так нуждается.
— Лукас, дорогой, какое впечатление она произвела на тебя? Думаешь, она подойдет? — Леди Атертон с трепетной заботой обратила к графу свои прекрасные кроткие глаза.
— Я думаю, Джессика, она вполне подойдет.
Лукас отпил глоток шампанского из бокала. Глаза его искали кого-то в толпе гостей.
— Понимаю, она не первой молодости…
— Я тоже не первой молодости, — сухо возразил он.
— Глупости. Тридцать четыре года — самый подходящий возраст для мужчины, чтобы вступить в брак. Эдварду было тридцать три, когда я вышла за него замуж.
— Вот как?
Взгляд леди Атертон тут же стал виноватым, она умоляюще обратилась к нему:
— Лукас, я очень сожалею! Я допустила бестактность. Ты же знаешь, я не хотела причинить тебе боль.
— Переживу. — Лукас наконец увидел в толпе Викторию. Он не сводил глаз с ее высокой фигуры — Виктория как раз входила в танцевальный круг, сопровождаемая полноватым немолодым бароном. Виктория, несомненно, обожала танцы, но она была настолько осторожна, что выбирала в партнеры или неоперившихся юнцов, которые еще чувствовали себя скованно, или людей намного старше себя. Должно быть, их она считала безопасными.
Лукас пожалел, что не решился пригласить Викторию на танец. Интересно было бы посмотреть, приняла бы она это приглашение так же просто, как последовала за ним к карточному столу. Но Лукас не знал, как бы она отнеслась к его проклятой неловкой левой ноге, а рисковать он не мог.
Правда, ему показалось, что Викторин несвойственна сознательная жестокость. Характер у нее, конечно, не из легких, но Лукас понимал, что она не опустится до насмешки над его хромотой, не захочет унизить его. Тем не менее, если он попробует изводить ее так, как это было за картами, она способна хорошенько наступить ему на мозоль. Представив себе эту картину, Лукас чуть не расхохотался.
— Конечно, принять твое приглашение и усесться за карты — это несколько эксцентрично, но боюсь, нашей мисс Хантингтон это свойственно, — продолжала леди Атертон. — Она всегда рискует на грани дозволенного приличиями. Однако я уверена, что под руководством, мужа это прискорбное свойство ее характера вполне можно будет исправить.
— Интересная мысль.
— И потом, она любит носить платья ярко-желтого цвета, — добавила леди Атертон.
— Все ясно. Мисс Хантингтон своевольна и себе на уме. Но я должен признать, желтое платье ей очень идет. Мало кому из женщин оно было бы к лицу.
Лукас снова оглядел издали высокую гибкую фигуру Виктории в платье с высокой талией. Желтый шелк отливал медом, он казался солнечным лучом в заполненном гостями зале, цветком, теплым и живым, среди клумбы классически белых и изысканно-бледных цветов.