— Привет, — неуверенно сказала Кики, поравнявшись с ними.
— О, привет! — обрадовалась Жанна и чмокнула ее в щеку. — Как дела? Что-то ты бледная, не заболела?
— Здрасьте, — процедила мадам Уварова.
— Ничего страшного, я всегда такая, — Кики попыталась улыбнуться.
— Слушай, тут вот распродажа началась, сумки и обувь, все страшно дешево, — Жанна схватила ее за рукав. — Анечка за триста рублей купила классную сумку. Ань, покажи.
Анечка? Кики недоуменно воззрилась на мадам Уварову, больше похожую на пожилую, побитую жизнью моль. Какая из нее Анечка?
— Да, да, Кира, если хотите, я могу дать адрес.
— Наверное не стоит, я не планировала покупать сумку. Но все равно спасибо.
— Ну что ж, Жанночка, я пойду, — заторопилась мадам Уварова. — У меня еще дел много.
— Хорошо, но заходите вечерком на кофе. Кики, может ты тоже зайдешь?
— Не уверена что смогу, мне вечером должны звонить родители, — соврала та. — Но спасибо за предложение.
Кофепитие в компании Жанны и «Анечки» не слишком ее привлекало. Спрятав нос в воротник пальто, Кики вышла на улицу и поковыляла по нечищеным, заснеженным дорожкам в сторону супермаркета. Ее что-то беспокоило, но она никак не могла понять — что именно. Какая-то мысль, или оброненная кем-то фраза… Подсознание зацепилось за что-то важное, что могло бы стать ключом к разгадке.
Она даже остановилась посреди улицы, пытаясь вспомнить.
Что-то связанное с Жанной и Уваровой. Да, совершенно точно. Или с тем загадочным двойником, который изо всех сил пытался бросить на Кики тень подозрений.
В полной задумчивости Кики добрела до магазина, купила несколько пачек ментоловой «Вирджинии» и поплелась обратно. Мысль, которую она никак не могла поймать за хвост, чрезвычайно ее беспокоила.
Зайдя за угол дома, она встала, закурила и, сунув руки в карманы, принялась вспоминать. Какое-то неведомое шестое чувство подсказывало ей, что догадка, вертевшаяся на краю сознания, крайне важна.
Сигарета помогла прояснить мозги и Кики поняла важную вещь. Жанна никак не могла играть роль двойника. Ведь именно мадам Уварова видела тем вечером лже-Кики, а Жанну она опознала бы в два счета, учитывая, что они ходят друг к другу на кофе и вообще, общаются как закадычные приятельницы.
Правда, убить она вполне могла — фактов против этой версии пока не было.
И все же, это было не совсем то, чего хотел Кики. Заноза по-прежнему сидела у нее в мозгу. Она подняла выше воротник пальто — погода была премерзкой, ледяной ветер, снег, и, кажется, в прогнозах не раз повторились слова «штормовое предупреждение».
Такой же сильный ветер вдруг налетел на Калининград, когда прогноз не предвещал ничего подобного. Погода изменилась буквально в считанные минуты. И они с Лизой тогда продрогли до самых костей…
Кики отшвырнула сигарету и уже повернулась, чтобы идти к подъезду, как вдруг замерла, пораженная в самое сердце. Она вспомнила. Мысли о калининградской переменчивой погоде заставили ее вспомнить.
Прикрыв глаза, Кики вызвала в памяти разговор с мадам Уваровой несколько дней назад. Как же она говорила?
«Девушка говорила сипло, сказала, что простудилась, потому что в Калининграде мерзкая погода — холодно и ветрено».
Вот оно. Черт возьми, никто не знал о том, что в Калининграде мерзкая погода, потому что прогнозы предвещали мирное солнышко и чуть ли не плюсовую температуру. И лишь перед самым их отъездом в аэропорт начался ветер и мокрый снег. Иметь такие точные сведения о погоде «двойник» мог только в том случае, если был сам в Калининграде. Ибо вряд ли убийца был так предусмотрителен, что поинтересовался этим.
«А теперь, детишки, догадайтесь с трех раз, кто летал вместе с Кики в командировку? — высунулся внутренний голос. — Догадались? То-то же!»
Ерничанье это Кики пропустила мимо ушей. И даже застонала от бессилия. Все это время она даже не думала подозревать Лизу: лучшая подруга, к тому же, вне подозрений, ведь она задерживалась в аэропорту, а значит…
Лиза, Лиза, значит, именно ты сыграла роль двойника. Каково еще твое участие в этой истории, дурно пахнущей большими деньгами?
Так, стоп. Кики вытащила следующую сигарету, и тут же кто-то больно пнул ее сумками в бок.
— Чего стоишь на проходе? — заворчала какая-то старуха. — Дай людям пройти, ишь, раскорячилась тут…