Выбрать главу

— Как будто им ничего не разъяснили этим самым заявлением! — усмехнулся вождь.

— На завтра Гитлер назначил совещание высшего военного руководства, на котором, скорее всего, и будет решаться вопрос о начале войны.

— Не передумают, Борис Михайлович? — посмотрел глава правительства на начальника Генерального Штаба.

— Товарищ Сталин, Гитлер держит полностью готовые войска на нашей границе уже два месяца. По данным разведки, завершена переброска их последних, ударных подразделений — танковых дивизий. Выходов у него только два: или действовать по ранее утверждённому плану, или всё отменить и потерять поддержку армии. Как бы ни противодействовали германской агентуре чекисты, адмирал Канарис прекрасно знает, что мы держим на границе лишь тоненькую цепочку из дивизий первого эшелона, которую, несмотря на даже самое отчаянное сопротивление, немцы сомнут в течение одного-пяти дней. То есть, как считают немецкие генштабисты, их танковые дивизии вырвутся на оперативный простор.

Не знает адмирал лишь того, что всё пространство между старой и новой границами за прошедший год мы превратили в сплошную линию обороны. В единое стратегическое предполье линии старых укрепрайонов, которую в ночь на 15 июня уже заняли войска. И теперь немецким танковым и механизированным клиньям придётся буквально прогрызать каждую линию траншей, каждый водный рубеж, каждый перекрёсток дорог. А подразделения, не выдержавшие их натиска, будут упрочнять собой каждый следующий рубеж.

Мы в своих планах максимально учли сведения потомков о направлении ударов немецких войск в первые недели войны. Да и назначение на должность командующего Западным Особым военным округом генерала армии Жукова вместо генерал-полковника Павлова должно сказаться положительно.

— То есть, вы Борис Михайлович, считаете, что Гитлер всё-таки решит ударить, а мы сумеем его достойно встретить?

— Да, товарищ Сталин. Я так считаю. И остаётся лишь дождаться сигнала «Дортмунд».

— Хорошо. Будем ждать передачи этого сигнала. Товарищ Молотов, а не стоит ли нам ещё и плеснуть бензина в огонь? Например, опубликовать в «Правде» фотокопии фрагментов германского плана «Ост»…

Глава 19

— Опять нога разболелась, Яша?

— Нет, Бася, с ногой всё прекрасно. Я готов день и ночь молится на того доктора, который придумал этот титановый протез сустава, и того, который поставил его мне. Просто очень устал. Очень! Ты даже не представляешь себе, что у меня сегодня был за день!

Это точно! Откуда было знать жене генерал-инспектора ВВС РККА, помощника начальника Генштаба РККА по авиации генерал-лейтенанта авиации, Дважды Героя Советского Союза Якова Владимировича Смушкевича, что сегодня делал её муж?

Смушкевичу уже доводилось видеть предельно подробные аэрофотоснимки концентрации германских войск близ советских границ. Настолько подробные и отчётливые, что на них можно было разглядеть каждый танк, каждый самолёт, каждую солдатскую палатку. В том, что без помощи потомков в получении этих снимков не обошлось, генерал-инспектор даже не сомневался. Для него взаимодействие с ними не было секретом. Да и какой может быть секрет, если ту самую операцию по замене раздробленного во время аварии бедренного сустава ему сделали там, в будущем? Полной информацией по характеру этих отношений, по «истории будущего» он не имел, но в пределах компетенции помощника начальника Генштаба знал многое. В частности, о том, что потомки 22 июня 1941 года подверглись вероломному нападению гитлеровцев, и ВВС Красной Армии в первые же дни войны потеряли просто гигантское количество самолётов, Смушкевич прекрасно знал. Знал и, руководствуясь рекомендациями «людей из будущего», занимался подготовкой военно-воздушных сил страны к этим страшным событиям.

Вызов к Сталину, в кабинете которого бесконечно продолжалось совещание по военному вопросу, Яков Владимирович воспринял как рутину: вождь ежедневно принимал десятки людей. Кто-то задерживался в кабинете на 15-20 минут, кто-то сидел несколько часов. Но задание, полученное вчера, оказалось необычным.

— У нас есть фактически вся картина ситуации по концентрации германских войск. Но, к сожалению, она фрагментарна: по различным участкам приграничных территорий съёмки производились на протяжении нескольких дней, и чтобы обновить эту информацию, также требуется несколько дней. Нам же нужна полная съёмка, сделанная по состоянию на завтра. Технические возможности для этого наши союзники из Российской Федерации предоставят. С нашей стороны нужно только принять участие в очень длительном полёте над территорией Германии и её союзников. Кого бы вы порекомендовали для этого?

— Товарищ Сталин, как генерал-инспектор ВВС я готов лично принять участие в этом полёте.

— Вы понимаете, товарищ Смушкевич, что это потребует достаточно серьёзных физических усилий?

— Понимаю. Моё физическое состояние вполне позволяет взять личную ответственность за выполнение этого задания.

— Хорошо, — немного подумав, согласился вождь. — В таком случае, с самого утра вас будут ждать на аэродроме в Кубинке.

Генерал-лейтенант, прибывший в шесть утра на аэродром, даже представить себе не мог, что именно его ждёт.

Во-первых, его переодели в снаряжение пилота самолёта из будущего. Высотный костюм, как выразился полковник, которому предстояло управлять самолётом. Весь этот серебристый наряд из искусственной ткани венчал глухой пластмассовый шлем с прозрачным опускающимся забралом и кислородной маской.

Вторым потрясением стал внешний вид самолёта. Огромный, серебристый, даже без намёка на винты, с прозрачным горбом гнутых стёкол фонаря кабины, и двумя угловатыми килями. Очень тонкие стреловидные крылья, под которыми висели два сигарообразных остроносых то ли бака, то ли ракетных снаряда. И две коробообразных конструкции под фюзеляжем.

Шоком стал и краткий инструктаж, в ходе которого Смушкевич услышал основные характеристики машины, с надписью на фюзеляже МИГ-35. Длина за 17 метров, больше чем у тяжёлого бомбардировщика Ил-4, нормальная взлётная масса 18,5 тонн, почти вдвое превышает вес этого бомбёра. Максимальная боевая нагрузка превышает иловскую почти втрое. Дальность полёта с подвесными топливными баками — теми самыми, что он принял за реактивные снаряды — 3500 километров.

— И вы хотите сказать, что это — истребитель? — невольно вырвалось у «испанского» лётчика.

Принадлежность именно к этому боевому классу выдавала только скорость — даже дух захватывает — до 2400 километров в час!

Кабина с приборными экранами, на которых в цвете были прорисованы (!!!) различные шкалы и индикаторы вызывала оторопь. Хотя, конечно, главный о́рган управления, ручка управления, за десятилетия сохранился похожим на «оригинал».

А потом, когда они с пилотом заняли места в кабине, началось самое эффектное. Снизу сзади раздался мощный гул, очень быстро перешедший в оглушительный вой.

Ещё больше впечатлений принёс взлёт. Недолгий разгон, на протяжении которого Смушкевич ощущал себя снарядом гигантской пушки, настолько мощным было ускорение, развиваемое чудо-самолётом. И тут земля провалилась куда-то вниз, а самолёт с бешеной скоростью стал ввинчиваться в небо.

До Минска, где нужно было дозаправиться перед основной частью миссии, «прошмыгнули» на высоте 12 километров и скорости 2000 километров в час. Меньше получаса, учитывая взлёт, набор скорости и посадку! Очень удивил сверхзвуковой режим, «обрезавший» шипящий вой моторов. О том, что они работают, говорили лишь показания приборов да лёгкий «зуд», передающийся по корпусу самолёта.

Единственными людьми на лётном поле Минского аэродрома, увиденными Смушкеичем, была техническая группа потомков, быстро подключившая к замершему на краю самолёту набор кабелей, а потом подогнавшая к нему огромный оранжевый топливозаправщик.

И снова в небо! На этот раз — на девяти километрах и скорости около 800 километров в час.

— Крейсерская дозвуковая скорость, — пояснил командир машины.