– Да что вы, какая наглость.
– Ничего, мне не жаль, – он великодушно махнул рукой, и не рассчитав амплитуду, больно ударился о холодильник. Потирая ушибленную конечность, с плохо скрытой брезгливостью оглядел мои хоромы, – мог бы и вам дать несколько советов, как минимальными средствами преобразить интерьер. Вот это кашпо я бы на вашем месте поменял на изумрудное. Яркая деталь переключит на себя внимание, заурядная мебель отойдет на второй план. К тому же, зеленые оттенки приглушают аппетит.
Наум покосился на мою выставленную из под стола ногу.
– Наум Лукич, не побоюсь быть невежливой, вы пришли именно за этим? За тем, чтобы обустроить мой быт?
– Ах нет, что вы… что вы.. – смешался он и даже вроде бы слегка съежился, – Вы уже в курсе трагедии? Ну так вот, пришел к вам за помощью.
– Почему ко мне?
– Подумал, что человек, который знал Ирочку, отнесется к проблеме с большим пониманием. Она ведь была удивительным, редким человеком, – и гость внимательно уставился на меня, ища на моем лице признаки горячей поддержки. Что я могла ему ответить?
– Конечно. Она была удивительной, – кивнула я.
– Поэтому преступление не должно остаться безнаказанным! – с пафосом воскликнул он, и помолчав, уже более натуральным голосом добавил, – я знаю, как работает милиция. На них у меня надежды нет. А вы… у вас ведь свое детективное агентство?
– Да какое там агентство! Так… кабинет частной практики.
– Ну да, ну да, частной практики… Мне как и раз нужна частная практика! Именно частная.
– А вы Ире кем приходились? – я решила перейти ближе к сути.
– Другом, – сказал Наум и скромно потупил глаза, – очень близким другом.
– Видите ли, – начала я, – это не совсем наш профиль.
– Я понимаю, понимаю, – быстро затараторил несчастный любовник, – но… может попробуем? Давайте попробуем! Я прошу вас! Мне так это важно, Ира многое значила в моей жизни.
Битых полчаса Наум втолковывал мне, что именно значила для него Ира Они познакомились почти пять лет назад, и с той поры женщина стала для Наума музой, островком света в бездуховной мгле большого города. По мнению Наума, Иру все любили, она была светлым человеком, который не способен причинить вреда даже мухе.
– Яркая, красивая, она часто вызывала зависть, – распинался Наум Лукич, мимоходом давя на все мои больные мозоли, – но она притягивала к себе внимание, словно магический камень. Люди заурядные, ординарные внешне и бедные внутренне, порой ставили ей подножки, пытались обвинить в гордыне, в спесивости. Но поверьте мне! В ней этого не было! Просто она была …такая. Она, как булгаковская Маргарита, ничего ни у кого не просила. Настоящая ведьма!
– Ведьма?
– Да, вы знаете, в ней было что-то сверхъестественное. Ее притягательность была отчасти надчеловеческой. Вам, как женщине, возможно, это трудно понять. Ведь вы наверняка акцентировали внимание лишь на ее оболочке, так сказать, на всем этом шике и лоске, который давался Ирочке без труда и был ее фирменным знаком.
Вот стервец!
– Ладно вам… – неловко попыталась я перенаправить его словесный поток, – у нее, небось, и человеческие качества были. Не мистикой же единой.
– Конечно, конечно, – легко согласился Наум, – да собственно и мистики никакой. Она родом из тех краев, где женщины через одну колдуньи. Обычное дело. Но она была еще и щедрой, и великодушной, и доброй. Она была разной, но никогда – мелочной, злобной, мстительной.
Интересно, когда я помру, найдется человек, способный на такую пламенную речь в мой адрес?
– Она дарила мне такие идеи, такие идеи! Легко, играючи, она придумывала захватывающие решения задач, над которыми я бился месяцами. Бар «Трумэн» на Малой Бронной, может быть вы там были? Это она подсказала мне новый вариант интерьера. Это самый гениальный мой проект!
Была я в том баре, он не так далеко от нашего офиса. Без комментариев.
И снова на полчаса поток пространных сентенций, каким удивительным человеком была его подруга. При этом никакой конкретной информации.
– Ну хватит, – прервала я его, – ближе к делу. Расскажите мне про нее. Сколько ей лет, где она работала, кто ее друзья?
– Разве такие несущественные детали могут помочь делу? Понимаете, Ира была выше всех этих бытовых подробностей!
Разозлившись, я долбанула по блюдцу чайной ложкой так, что оно аккуратно разломилось пополам.
– Прекратите! Не стройте из себя идиота!
– Да, да, хорошо – охотно пошел мне на встречу Наум и скоренько изложил вехи Ириной биографии. Лет ей было что-то около сорока, точнее Наум Лукич сказать затруднялся. В Москву она приехала из Петровска, где оставила мужа и двоих уже довольно взрослых детей – сына и дочь, двойняшек пятнадцати лет. Сейчас они живут с бабушкой, мамой Иры. В Москве госпожа Пикорайнен, именно такую фамилию носил ее муж, наполовину финн, наполовину карел, некоторое время пела в одном не слишком успешном мюзикле. Потом ей предложили сольную программу в только что открывшемся кабаре, и вот уже три года она радует посетителей своим божественным голосом. Точнее, радовала… На этой части повествования гость погрустнел, голос его стал звучать все тише и вместе с последним словом, слетевшим с губ страдальца, в остывший кофе упала большая и чистая слеза. Мы помолчали немного.
– У Иры были враги?
Наум посмотрел на меня укоризненно и ничего не ответил.
В это время, предусмотрительно загнанная в спальню Рита решила размять свои голосовые связки.
– Оооо дольче миииииаа!!!! – заголосила каркуша. Незамедлительно раздался громкий стук. Это Наум Лукич свалился на пол в глубоком обмороке. Оставив его лежать на пыльном паркете, я опрометью кинулась в дальнюю комнату. Изловив окаянную птицу, засунула ее в шкаф. В темноте Рита моментально замолчала. Мне не хотелось, чтобы Наум затребовал птичку себе на правах давнего друга покойной.
Очнулся он лишь после того, как я буквально умыла его мокрым от нашатырного спирта полотенцем.
– Что, что это было??
– Где?
– Она вернулась! Она пела нашу песню. Здесь, я слышал.
– Ничего, это бывает, вы только не волнуйтесь так. Это нервное, сейчас я вот вам валерьянки накапаю.
– Да идите вы к черту! Она была тут, была! Святые боги, помогите мне! – и как умалишенный в жесточайшем кризе, он подхватился с места и рванул к двери. Через секунду его и след простыл.
– Напугала человека, – отчитывала я Риту, вытаскивая поникшую птицу из шкафа. Она и сама видимо поняла, что опростоволосилась. Вела себя тихо, но когда я расслабилась и потеряла бдительность, пребольно долбанула меня в руку.
– Дура! – проскрипела она натужным от злости голосом.
– От такой же слышу, – не осталась я в долгу.
В суете и заботах, горечь вчерашней трагедии стала чуть менее острой и стараясь не терять обретенных сил к жизни, я быстро набрала Гришку. Про Иру решила рассказать ему с глазу на глаз, а про историю с фотографиями не утерпела, выложила тут же.
Он выслушал меня с пониманием, лишних вопросов не задавал, не советовал мне успокоиться и послать любимого к черту, чего я втайне опасалась. Гришка максималист. Извилистые тропы – не его путь к истине. Уперевшись в стену, он или проломит ее могучим лбом или развернется на 180 градусов.
Получив воз и маленькую тележку сумбурной информации, коротко поинтересовался:
– Это все?
– Практически. Есть еще один обломившийся заказ, но это при встрече. Какие соображения?
– При встрече так при встрече. Насчет соображений тогда же.
И мы условились пересечь наши воскресные дороги в пиццерии на проспекте Мира, где салат-бар предлагал богатый ассортимент морских гадов.
Осенняя Москва полна пронзительной грусти. Недолюбленная, недоцеловання и недоласканная коротким летом, она снова провожает его в дальний путь. И хоть знает, что новая встреча обязательно будет, больно и трудно осознавать – долгие месяцы пройдут в девственном холоде, в платонически тоскливых вечерах под застиранным снежным пледом. Деловая, уверенная в себе, с улыбкой от лучших дантистов и в костюме из «Эскады», Москва до апрельской оттепели будет тосковать по курортным безалаберным нарядам, по сладкой отпускной лени. О, менеджеры высшего и среднего звена, и вам не чуждо человеческое. Пусть даже и на пляже вы часами ведете переговоры о поставках, бабье лето накрывает вас волной ностальгии.