– Беспокоишься о моем женском здоровье? – погода на улице точно не для чулок.
– Беспокоюсь о затяжках, которые ты оставишь, если в таком коротком платье на казенных стульях будешь сидеть.
– Пошли, – накинув на себя пальто.
– Димыч, а машина где? – растерянно оглядывая пустой двор. Он за час обычно ее выгонял, старался прогреть, чтобы я в теплый салон села.
– А Самир Булатович вам не звонил?
– Нет, – заподозрив что-то неладное. У старшего Чехоева чуйка как у зверя.
– Амир Русланович к вам приставлен, он и будет возить на учебу.
– Кто? – имя мне было хорошо известно, но я зачем-то переспросила, будто надеясь, что ослышалась.
– Амир Русланович – заместитель вашего брата, – терпеливо пояснил Димыч. Мы с Анькой переглянулись. На ней лица не было. Вряд ли за несколько минут она сумела так замерзнуть, что с нее все краски сошли.
– А зачем приставили? Мне какая-то опасность угрожает? – все еще стараясь говорить ровно, но с каждой секундой понимая, что наш «гениальный» план трещит по швам.
– Мне ничего неизвестно. Вам лучше с Амиром Руслановичем переговорить.
«Амир Русланович…»
Говорить я с ним не собиралась. Смысла не было. Он еще хуже моих братьев. Тех хоть жены делали человечными. Самир и Валид могли шутить и улыбаться, а этот пугал до дрожи в коленях. Еще и взгляд такой пронизывающий, опасный, хочется сквозь землю провалиться, если он на тебя смотрит. Наделила матушка-природа красотой, а душу вложить забыла.
– Это тот, которого я на развороте мужского плейбоя мечтаю увидеть? – спросила Анька, как только мы отошли от Димыча. Топай теперь до ворот!
– Он самый, – тяжело вздохнув, даже не думая скрывать разочарования. – Аня, он может все испортить, – слишком быстро подруга пришла в себя, глазки заблестели, как только поняла, кто сегодня наш телохранитель.
– Как он может что-то испортить, Карин? Ты зря паникуешь. У нас все готово.
Мне бы немного ее уверенности.
– Если ты будешь вести себя так, словно тащишься на эшафот, то точно ничего не получится. Вспомни лучше, как вчера Рыбаков на лекции у Васиной захрапел на всю аудиторию, а та чуть удар от возмущения не схватила, – подействовало, вышла я из ворот с улыбкой на лице.
Полностью тонированный внедорожник с высокой посадкой ждал нас. Бессмысленно было пытаться рассмотреть водителя. Все равно что смотреть через сварочную маску в темное время суток. Открыв заднюю дверь, я села за спиной водителя. Анька, не стесняясь, полезла на середину.
– Здравствуйте, – поздоровалась она.
– Доброе утро, – холодно. Я проигнорировала.
– А вам не холодно? На улице зима, – принялась забалтывать Амира подруга.
Сидит в одной футболке, обтягивающей торс. Куртка на переднем пассажирском сиденье. Вместо ответа он завел мотор. Анька еще несколько раз пыталась завести разговор с мужчиной ее грез, но получала лишь сухие ответы. А я все время думала о Максе и о том, что в десять часов у нас регистрация. И если все получится, мои братья открутят голову Амиру. При этом почему-то испытывала лишь злорадное удовольствие, а не сочувствие.
Амир первым вышел из машины, когда мы подъехали к университету. В глаза я ему не смотрела: опасно встречаться с хищниками взглядом. А он был именно хищник. Ауру мужчины можно почувствовать за несколько метров. Темная и подавляющая. Его даже холод не берет, стоит в одной футболке, а на улице минус пятнадцать.
– Еще увидимся, – закидывая на локоть сумку-чемодан, Анька помахала Амиру.
– Наберешь, заберу, – это уже мне.
– Хорошо.
– Будь послушной девочкой, – прилетело в спину. Сбилась с шага, услышав издевку в голосе. В детстве папа мне так говорил, когда в школу провожал. Иногда Валид шутил, но ни разу при посторонних.
– Детям своим советовать будешь, – буркнула я. Растревожили его слова. Неужели о чем-то догадывается? Нет, этого не может быть…
Я до сих пор не верила, что все выгорело. Мы стояли у дверей торжественного зала ЗАГСа. Макс в костюме стального цвета, я в белом платье и в туфлях жемчужного оттенка. «Красивая пара» – звучало в нашу сторону. Макс лыбился, наверное, предвкушая поцелуй.
– Макс, кольца у тебя? – спросила Анька.
– У меня, – ответил парень, когда мы переступили порог зала.
Я нервничала, хотя вроде и повода уже нет. Сейчас нас распишут, и я обрету долгожданную свободу.
Вместо того, чтобы слушать торжественную речь, я мысленно подгоняла тетку, которая заунывным голосом рассказывала о важности семьи.
«Давай быстрее расписывай!»