Каливар замолчал, вспоминая ночные кошмары, и грустно улыбнулся.
- Ты давай ври покороче, - потребовал Гонта. - Ощипали вы серого гусака?
- А ничего, пусть в полной конспективности конкретно рассказывает, - неожиданно поддержал банника Еропка. - Меня лично интересует, какую они стратегию применили в своих анархических действиях против гусака.
- Никодим целый план разработал, как нам перо достать, - с тоской в голосе продолжил банник. - Идти мы должны к гусям втроем: он я и Холька. Сам Никодим кормит гуся и отвлекает его от стаи, Холька стоит на страже, чтобы нам никто не помешал. А я, пока гусь ест, потихоньку подкрадываюсь к нему, выдергиваю из хвоста перо и убегаю. Вот такой, значит, он хитроумный план придумал.
- И вы пошли дергать перо из хвоста у серого гусака? - с веселым изумлением спросил Колотей.
- Пошли, - подтвердил банник и тоже улыбнулся, но невесело. - Будь он один, все возможно и обошлось бы, но этих гусей аж шесть штук оказалось. И здоровенные все...
Они спрятались в кустах возле небольшого озерца, в котором плавали серые гуси и стали наблюдать за птицами. Вода была теплой, и разной мелкой живности в ней развелось много. Что еще требуется гусям для хорошего настроения и личного удовольствия.
В центре озерца солидно сидел на воде серый гусак: крупный, жирный и очень довольный жизнью. Вокруг него медленно плавали, демонстрируя свои достоинства, пятеро гусынь. Они гоготали, распускали крылья, хвастаясь, друг перед другом, их белизной и размерами. Иногда гусак опускал голову в воду, вылавливал там что-то и, высоко вытянув шею, проглатывал. Тогда гусыни, все дружно, тоже начинали опускать головы глубоко в воду, показывая, как ловко они умеют доставать пищу, чуть ли не с самого дна. Каждая гусыня всячески старалась привлечь к себе внимание гусака, предстать перед ним заманчивой, привлекательной и утвердить свое место в стае, как можно ближе к нему.
- Здесь их шесть, у которого надо дергать перо? - спросил Каливар, не разбиравшийся в гусях.
- Вон, в центре, большой солидный гусак, - подсказал Никодим. - У него на хвосте самые длинные и красивые перья. Одно из них нам и надо взять. Всего одно, - тут же добавил он, глянув на унылую физиономию банника. - Но это будет не просто перо, а украшение всей коллекции. Ты выдернешь его и совершишь благородный поступок в честь науки географии, поможешь создать ценное учебное пособие.
- Гусь, по-моему, так не считает, - вмешалась Холька. - Ему это не понравится.
- А вот это, ты, Холечка, напрасно, - полудница плохо влияла на банника. Никодим с удовольствием отправил бы ее отсюда. Но ему нужен был третий, и с вредностью Хольки домовому приходилось мириться. - Ты посмотри как много у него перьев на хвосте. Некоторые - совершенно лишние. И он жирный, значит добрый. Все жирные - добрые. Неужели ты думаешь, что он пожалеет для такого важного дела всего одно перо.
- Почему ты не попросишь у него? - спросила Холька. - Если ты такой умный, а он такой добрый, гусак сам отдаст тебе лишнее перо.
Домовой не стал отвечать на глупый вопрос, только снисходительно посмотрел на полудницу.
- Уж очень он здоровенный, - Каливару не хотелось сориться с гусаком, у которого такой большой клюв. - Может быть, поищем кого-нибудь помельче?
- У мелких гусей и перья мелкие. Ну, скажи, зачем нам мелкие перья?
На этот вопрос Каливар ответить не мог. Ему и крупные перья были не нужны. Он сейчас думал не о перьях, а о том, что если бы с самого начала отказал Никодиму, то похаживал бы сейчас спокойно по своей бане, слушал как болтают моховики и давал советы зашедшим попариться лешим.
- Давай отложим до другого раза, когда этот гусь будет один, - предложил банник. - Их шесть штук и все крупные. Набросятся на нас и станут клевать. Посмотри, какие у них здоровенные клювы.
- Нельзя нам ждать. Подарок надо завтра утром положить на стол Валерию Ивановичу. Но ты не беспокойся, - продолжал уговаривать Никодим. - Все гуси по своему характеру индивидуалисты. Тот, у которого ты выдернешь перо, вполне возможно проявит свое недовольство: зашипит, попробует нас напугать. Но не более того. А остальные никакого внимания на нас не обратят. Их не тронешь, и они нас не тронут.
- Не так все это, - возразила Холька. - Не знаешь ты, Никодим, гусей.
- Это я не знаю гусей! - презрительно уставился на полудницу домовой. - Да у нас, в деревне, почти в каждом дворе гусей держат. Я с ними постоянно встречаюсь. Иногда даже беседуем о погоде, о лунном затмении и на другие научные темы. Есть среди них очень даже вежливые и разумные. С некоторыми у меня вполне дружеские отношения.
- Чего же ты у них перо не взял? - спросил Каливар. - Если ты с ними задружился, они тебе любое перо отдадут. И дергать бы не пришлось.
Не хотелось Каливару дергать перо из хвоста гусака. Он, если откровенно, побаивался гусей, у которых клювы были большими и, даже издали чувствовалось, твердыми, как камень. Да и Ставр вряд и похвалит. От Ставра многое зависело: захочет и в два счета вышибет банника из Леса. А Каливару в лесу нравилось.
- В деревне все гуси домашние, небольшие. Перья у них мелкие, невыразительные, и раскраска не та, - объяснил домовой. - Они никакой эстетической ценности не имеют. Вот у серых диких гусей - это перья! Любую коллекцию украсят.
- Я вам так скажу: - опять встряла в разговор Холька, - нельзя у гусака при гусынях перо из хвоста дергать.
- Это почему же? - Никодим был солидным, образованным и уважаемым домовым, цену себе знал и считал, что уж не полуднице спорить с ним и учить его.
- Потому что он у них один. Они все ему понравиться хотят и, если гусака обидеть, бросятся защищать его. У гусыни надо перо выдернуть. Они соперницы. У одной выдернешь, остальные за нее не заступятся, даже обрадуются, что она теперь в таком виде перед гусаком будет.
- Придумываешь ты все, - осадил ее Никодим. - Фантазия у тебя, Холька, очень богатая. В цветах ты, конечно, разбираешься, и в травах. А о психологии гусей даже представления не имеешь. Подучиться тебе надо, прежде чем советы давать.
- В психологии я, и верно, не разбираюсь. А как поведет себя гусыня, когда обижают гусака, которому она хочет понравиться, вам каждая полудница скажет, - стояла на своем Холька. - Неужели вы, чурбаки бесчувственные, не можете понять, что нельзя при гусынях гусака обижать.
- Мы, между прочим, в твоих неквалифицированных женских советах не нуждаемся, - обидел домовой Хольку. - И перо дергать тебя никто не просит. Твое дело простое - за окрестностями наблюдать. Вот и наблюдай.
Холька больше спорить не стала. Перо, и верно, не ей дергать. А там видно будет кто прав.
Каливар тоже не поверил Хольке. Потому что Никодим, все-таки, в школе работал и географию изучил. Все знали, что по ночам домовой заходил в школьную библиотеку, которая на втором этаже, и читал там умные книги. И по лесным тропинкам Никодим ходил не так, как другие, а каждый раз определял свой путь по компасу. С его мнением считались все, даже Колотей. А Холька - простая полудница, да еще безграмотная. В травах и цветах она, и верно, разбиралась дотошно. Могла погоду предсказать, в бане порядок навести. Но с Никодимом спорить ей не стоило. Поэтому действовать стали так, как домовой сказал.
Глава пятнадцатая.
Первой вышла из кустов Холька. Отошла в сторонку и стала прогуливаться по полю, цветы собирать. Собирает цветы и наблюдает, не появится ли кто-нибудь посторонний, кому не следовало видеть, чем они занимаются. Если такое случится, песню запоет. Это будет баннику и домовому знаком, чтобы затаились.
Потом из кустов неторопливо вышел сам Никодим. Он нес мешочек с огрызками хлеба. Собрал в школьном буфете. Домовой уже почти неделю ходил к этому озерцу и подкармливал гусака кусочками, приучал его. Тот привык к домовому, привык к вкусному корму. И на этот раз, как только увидел Никодима, радостно гагакнул во всю глотку и поплыл к берегу. А за ним развернутым строем двинулись гусыни. Когда гусак вышел на берег, Никодим бросил ему кусочек мякиша и отошел немного. Тот клюнул хлеб, проглотил его и переваливаясь пошлепал к домовому. Никодим еще немного отошел, выманивал гусака подальше от воды, чтобы Каливару ловчей было к нему подобраться. Вел его прямо к кустам, в которых спрятался банник. Так до самых кустов и довел гусака и гусынь, которые от него не отставали.