— Повара поправят сейчас.
— Ее надо наказать! — чуть ли не визжит Костик, тыча в меня пальцем. — Это она во всем виновата!
— Безусловно, — усмехается Денис и подходит уже ко мне. — Прошу, — протягивает руку.
Но я не подаю.
— Вообще-то, я тут по делу, — еще раз облизываю губы. — Где можно умыться?
— Нет! Ну, какая наглость! — вопит Костик! — Испортила инвентарь и даже не извинилась!
— За что?! — строго смотрю на них всех. — Меня засунули в какую-то коробку и трясли! Потом вытряхнули так, что я испачкалась! И я еще извиняться должна?! Вот, сейчас я передам пакет и еще поговорим!
Лучшая защита — нападение. Поэтому — вот!
Костик стоит и хлопает глазами.
— Пойдем, — Денис берет меня за локоть и тянет за собой. — Не усугубляй.
— Куда вы меня тащите?
— Ты же хотела умыться?
Быстро шагаем по коридору. Денис открывает дверь и заталкивает меня куда-то. И сам заходит.
Так. Туалет.
— А вы зачем здесь? — спрашиваю строго. — Выйдете.
— Чтобы ты еще что-нибудь в моем клубе сломала? Список ущерба и так перевалил за сумму, которую ты за десять лет не отработаешь. Если ты еще и унитазы мне тут перебьешь…
И с наглой улыбкой спиной облокачивается на дверь и складывает на груди руки. Наклоняет голову на бок и смотрит.
Недовольно фыркаю и поворачиваюсь к зеркалу.
Мамочки.
Все лицо в креме. И даже на шее есть. По-хорошему снять бы блузку и умыться.
— Выйдете, пожалуйста, — уже не требую, а прошу. — Я не буду трогать ваши унитазы. Клянусь.
Он хмыкает, но выходит.
Я тут же быстро расстегиваю блузку и аккуратно снимаю ее. Смоченной салфеткой стираю крем. Почти готово, но вдруг лампочка сверху, прямо над зеркалом, начинает отчаянно мигать. Успеваю только перевести на нее взгляд и она окончательно гаснет.
Ну, блин.
Мало того, что теперь в темноте я не смогу до конца отмыться, так еще и этот самодовольный индюк скажет, что я опять что-то сломала у него!
Поэтому вздыхаю и, кряхтя, забираюсь на столешницу. Оттуда чуть-чуть потянуться и можно достать до лампы. Покрутить ее, вдруг загорится? В общаге комендант так делает.
Тянусь к лампочке. Вот, почти. Еще немного. Я смогу!
Приподнимаюсь на носочках. Но в этот момент слышу, как дверь открывается. Оборачиваюсь и теряю равновесие. Ищу хоть какую-то опору, цепляюсь за что-то руками, но это что-то не выдерживает, похоже, моего веса и с грохотом падает на столешницу, а оттуда и на пол.
И лампочка, зараза, начинает опять мигать. Как будто только и ждала моего провала!
И теперь в мигающем свете я замечаю Дениса.
Он с интересом смотрит на меня. Его взгляд медленно опускается и останавливается. Я тоже опускаю взгляд, чтобы понять, что так привлекло его внимание. И только тогда вспоминаю, что я без блузки. В одном лифчике.
Прикрываюсь одной рукой и пытаюсь слезть.
— Помочь? — интересуется Денис и я краем глаза замечаю, что он щелкает замком. Ну, что за любитель закрывать двери?!
Быстро оказывается возле столешницы и я, спрыгивая, оказываюсь в его руках. Смотрю в упор и замечаю, как темнеет его взгляд.
— Опять ломаешь? — голос его становится тише, а пальцы сильнее сжимают мою талию. — Что же мне с тобой делать, Пчелкина? — уголок губ ползет вверх.
— Понять и простить? — делаю предположение. — И отпустить? — пытаюсь убрать его руки с себя.
— Вот, и сушилку мне сломала, — хмыкает он и я, выглядывая из-за его спины, и правда замечаю сушилку на полу. Это, значит, я на нее опиралась.
— Я, понимаете… я не специально… честное слово. Просто, вот, лампочка… она… — облизываю губы, потому что их сухость мешает говорить.
А Денис тут же опускает взгляд и теперь смотрит на них. Теперь, блин, говорить еще сложнее.
Он кладет ладонь мне на шею, а большим пальцем ведет по скуле. Смотрю на него испуганно.
— У тебя тут крем, — совсем хриплым голосом произносит он.
— Где? — тоже шепчу я.
— Здесь, — и целует меня в шею.
Во мне словно выстреливает что-то. Ой.
У него такие горячие и мягкие губы. Он впивается в мою кожу, а потом я чувствую, как он громко выдыхает, обжигая дыханием, и теперь кончик его языка выводит узоры на моей шее.
— Сладкий какой, — шепчет он, второй рукой обхватывая меня за талию. — Крем.
Я теряюсь в новых для себя ощущениях.
Мозг понимает, что это неправильно. Что я веду себя слабо и безвольно. Позволяю какому-то левому мужику себя целовать.
Но почему это так приятно-то? Помню, как-то Некрасов прижал меня к стене и обслюнявил. Тогда я еле сдержалась, чтобы не стошнить прямо на него. А тут…