— Ничего не понял.
— Разумеется! — фыркаю я. — Мысли как река. Мама писала их течение.
— Где связь?
— Отдых, чай, заваренный на открытом огне, мысли о чае, о пироге к чаю, рецепт бабушки, воспоминания о бабушке… Теперь улавливаешь? Это просто одно целое полотно. Оно неразрывное. Иногда мысли перескакивают с одного на другое, но их связь все равно улавливается. Это заметно не сразу, но я столько раз читала мамины дневники, что знаю их наизусть, и заметила привычки. Вот и все.
— То есть ты отрицаешь, будто она могла писать что-то личное в другом месте.
— Отрицаю! Могу поклясться, что это так. О личном и не очень она писала вперемешку. Я могла бы привести пример, но это очень личные моменты из жизни моих родителей, и тебе об этом знать не нужно! — заканчиваю разговор.
Лорсанов замолкает.
— То есть, если бы кто-то сказал, что нашел тайный дневник твоей мамы, где она писала еще что-то…
— То я бы сказала, что этот человек — врет!
— А если бы нашелся такой дневник?
— Подделка! — уверенно заявляю я. — К чему такие вопросы?
— Просто хочу узнать тебя поближе.
— Ясно, — говорю.
Хотя, если быть честной, мне ничего не понятно. Некоторое время мы молчим, внедорожник уверенно катится за город, и я понимаю, что не боюсь ехать с лихачом-Лорсановым. Сейчас он совсем не лихачит, но скорость приличная, а я даже на секунду страха не испытала после перенесенной аварии! Значит, он меня заболтал, чтобы я не тряслась, как перепуганный заяц.
— А ты пишешь дневники? — задает вопрос Лорсанов. — Судя по фото, ты очень на мать похожа. Вдруг тебе ее привычки передались.
Я ничем таким не занимаюсь, но решила сделать вид, что это не так. Я перевожу взгляд за окно, вздыхаю.
— В чем дело?
— Вопрос неуместный. У меня при себе было, сам знаешь, что. Разве похоже, чтобы я вела дневник?
— Как же телефон?
— Телефон — это не то, — вздыхаю наигранно. — У бумаги есть душа.
— Забавная ты, — хмыкает мужчина.
Могу поспорить, что он заинтересовался, веду ли я дневник.
Больше мы ни о чем не говорили вплоть до самого окончания поездки.
— Какие красивые животные, — не сдержалась я от восхищения, увидев наездников на грациозных жеребцах.
— Нам туда. Переоденемся.
Неужели меня ждет что-то увлекательное. Я была готова простить Лорсанову кое-какие отвратительные черты характера. Конный спорт — это красиво, подумала я, глядя со стороны. Вот сейчас так же легко и красиво сяду в седло и поскачу, волосы будут на ветру развеваться…
Но вместо этого меня отвели в конюшни. Лорсанов, переодевшийся в форму, которая еще больше подчеркнула его широкие плечи, узкую талию и длинные ноги, показал мне на лошадь в загоне.
— Это твоя кобылка.
— С челкой? Маленькая какая-то. Грустная…
— Тебя заждалась, очевидно.
— Я могу на ней покататься?
— Конный спорт — это не про “покататься”. Это про установление доверия и умения налаживать контакт прежде, чем лезть в седло.
Конюх, следовавший за нами, вывел мою лошадку. Невысокая, крепенькая. Мне, что, толстушку выделили?!
Ладно, сойдет и такая… Я была готова подружиться с ней, погладить немного, но вместо этого Лорсанов вручил мне в руки вилы и показал на стойло.
— Начинай.
— Что? — не поняла я.
— Прибери за своей лошадью…
Я ахнула, увидев, какую кучу наложила эта небольшая, на первый взгляд, лошадка.
— Мне придется чистить лошадиный навоз?! Почему?
Разумеется, он не ответил! Развернулся своей роскошной спиной и вышел, на ходу натягивая перчатки.
Ах, наверное, это и есть то самое наказание, на которое он намекал. Делать нечего, придется убирать за лошадью. Тем более, оставшийся рядом помощник конюха, пообещал, что дальше будет интереснее…
Да уж, надеюсь…
По крайней мере, я могу гарантировать, что интересно будет не только мне. Я начну писать дневник и буду писать его настолько интересно, чтобы Лорсанов со стыда сгорел, читая о себе…
А я постараюсь… Ох, как я постараюсь!
Камилла
Сначала мне приходится вычистить стойло, потом принести на вилах охапку свежего сена. Только после этого конюх позволяет вывести мне кобылку, которая я про себя назвала Тучкой, потому что у пегой кобылки оказались темные пятна на боках.