Мне звонит кто-то, и я, захваченная громким звуком из мира кошмаров, быстро подношу телефон к уху, отвечая:
— Алло?
— Камилла? Камилла, это я, — пауза. — Фархат. Как ты, милая?
Фархат Кушаев!
Мой бывший жених. Помолвка с которым была расторгнута по инициативе его семьи… Тот самый, что за меня бороться не стал, и выбрал сытую жизнь взамен.
Странно, в другое время я была бы рада звонку Фархата, но сейчас испытываю раздражение лютое и желание послать его куда подальше. Ведь он даже не боролся, даже не попытался отстоять наши чувства…
Может быть, их вовсе и не было. Я о нем почти не вспоминала!
Не испытываю никакого желания с ним разговаривать. Но общение с ним отвлекает от переживаний.
— давно тебя не слышала. Как дела? Как тебе спится? Совесть по ночам не мучает.
— Камилла, — вздыхает. — Ты же знаешь. Мы — заложники влиятельных семей. Ничего не могу поделать против воли отца. Он бы не дал нам быть вместе.
— Но мы и так не вместе.
— Я знаю, — говорит грустно. — Но я скучаю. Без тебя тоскливо. Я плохо сплю, думаю о тебе постоянно. Давай увидимся…
Камилла
Видеться с тобой, индюк? Вот еще… Много чести для такого, как ты…
Вспоминаю его объятия тесные и поцелуи слюнявые, о которых думать теперь совсем не хочется, в отличие, от жарких, глубоких и чувственных прикосновениях суховатых, жестких губ Лорсанова.
— Скучаю, Ками… Очень. Не получается не думать о тебе. Я вспоминаю последний раз, когда мы были вдвоем, и просто задыхаюсь, — гундит заниженным голосом в трубку Фархат.
Последний раз? Ах, да… Тогда он целовал меня дольше, чем всегда, и трогал меня под одеждой чаще и наглее. Казалось, еще немного, и он переступит грань, а я тогда не понимала, не осознавала.
Стоило лишь попробовать, как это бывает, когда внутри все горит, как все остальное кажется лишь детским лепетом.
Голова вдруг становится тяжелой-тяжелой, а сердце, наоборот, слишком легким, стремящимся вверх, в неведомые дали. Я вдруг поняла, что Лорсанов мне нравится, больше, чем чуть-чуть.
Пожалуй, преступно сильно он мне начал нравиться за эти дни.
Еще больше я прониклась к Лорсанову каким-то потрясением и восхищением после того, как услышала от Сулима его историю.
Жалости ни капли. Лишь трепет…
Конечно, Лорсанов — грубиян и хам. Он показал себя с самой отвратительной стороны, но в то же время даже в самом его гнусном поступке заботы обо мне было больше, чем в признаниях Фархата.
Что толку мне от тоски бывшего жениха, когда эта тоска не способна толкнуть его на поступок?!
Он не вступился за меня, сразу побежал к сытной кормушке, а ведь он мной почти воспользовался. Вспоминать становится даже немного противно, как он меня трогал и терся, и шептал сальные нежности с диковатыми обещаниями, которые будто сошли со страниц самых дешевых книжонок.
Разве это справедливо, спрашиваю себя. Справедливо ли, что гнусный червяк, который Лорсанову и в подметки не годится, ходит здоровым, полным сил, и назначает свидания тайком.
Интересно, он знает, что я теперь живу с другим мужчиной? Или отец придумал какое-то оправдание для посторонних ушей?!
— Ками, не молчи. Умоляю. Скажи хоть что-то.
— Я в больнице.
— Что стряслось? — голос Фархата звучит испуганно.
— Со мной — ничего. Я здесь сопровождаю одного очень… — голос сбивается. — Очень дорогого мне человека.
Сказала это вслух, и словно земля перевернулась вверх тормашками, а небо оказалось у меня под ногами.
Мне кажется, если я выйду на улицу, я легко коснусь облаков, солнца, всего, чего хочется. Такой вдохновенной и полной сил я не чувствовала себя еще ни разу!
— Уф, значит, ты в порядке. О, проказница. Как сильно ты меня напугала! — чуть ли не мурлычет Фархат. — Ты, кажется, не любишь больницы, да?
Я как-то Фархату призналась о своих страхах. Он кивнул, разговор пошел дальше, перескочил на другую тему очень быстро. Сейчас я понимаю, что тогда это меня задело сильнее, чем я могла себе признаться.
Все на контрасте чувствуется и выглядит иначе. Я словно перебираю содержимое шкатулки воспоминаний в поисках драгоценностей, а натыкаюсь на одни фальшивые стекляшки.
Надо же, выходит, Фархат запомнил, что я не люблю больницы.
— Бросай эти скучные стены. Хочешь, я тебя спасу тебя из них? Украду, — предлагает он соблазнительным голосом.
Наверное, ему кажется, что голос полон соблазна.
Я испытываю только одно чувство в ответ — желание вслух ругнуться так же неприлично, как ругался при мне Довлат.
Но я же приличная девушка!