Я узнала прикосновение рук мачехи. Говорят, у нее очень умелые и заботливые руки, ведь она помогла появиться на свет стольким детишкам!
Руки мачехи всегда казались хитрыми капканами, которые лишь кажутся заботливыми и безопасными, но на деле таили в себе угрозу. Так и сейчас, она сжала мое плечо и впилась пальцами под ключицу.
— О чем злорадствуешь, маленькая шлюха? — прошипела едва слышно мне на ухо.
Отец поискал нас и махнул рукой, приглашая к столу.
Мачеха пошла на его зов, продолжая меня обнимать и мурлыкать с улыбкой всякие гадости:
— Я знаю, что это ты подстрекала мою девочку на всякие грязные выходки. Это всегда была ты! Ради сохранения ее чистоты и блестящего будущего мне пришлось наказать Галию за поздние прогулки. Но я точно знаю, что это ты ее подбила на пошлости. Зря радуешься… Твои дни сочтены.
Ляйсат довела меня до стола, поцеловала в висок.
— Зумрат уже разглядел в тебе гниль и очень скоро от тебя избавится. Окончательно. Скоро в этом доме не останется ни одного следа от Ибрагимовых, — назвала девичью фамилию моей матери.
Меня буквально скрутило от гнева.
Тогда я поступила очень гадко и расчетливо.
Я обняла мачеху, поцеловала ее, задержала ладони в своих руках и поздравила громко-громко. Сидящие рядом тетушки и двоюродные сестры аплодировали моему поздравлению.
Потом я отодвинула стул и села, а мачеха поплыла между столами для мужской и женской половины. Она шла по центру, направляясь к отцу, который стоял рядом с тамадой и готовился пышно поздравить супругу.
У Ляйсат было роскошное, золотистое платье. Разумеется, в пол.
С длинным шлейфом, будто у звезды Голливуда. Он волочился за ней по полу, словно хвост змеи.
Когда я садилась за стол, я поставила стул и прищемила ей подол двумя ножками, села, всем весом вжавшись в стул.
Ляйсат сделала два или три королевских шага под громкую музыку и аплодисменты, а потом…
Она и не услышала из-за музыки, как затрещала ткань платья.
Слишком сильно хотела получить миг торжества.
Верхняя золотистая часть платья вместе с подолом просто сползла к ее ногам, как кожа змеи.
Ляйсат слишком поздно поняла, что происходит.
Она осталась в одной нижней прозрачной юбке.
Ее короткие, полноватые ноги, бедра, даже трусы были выставлены напоказ.
На глазах у всех мужчин и детей, у всех приглашенных дедов, бороды которых были белые, как снежные шапки гор.
Такого позора точно никогда еще не было.
Отца чуть удар не хватил!
Разумеется, мачеха убежала в слезах, гости разбрелись по дому, бурно обсуждая произошедшее.
Под шумок я тоже улизнула и хотела войти в свою старую комнату, но дверь оказалась заперта.
— Что, спрятаться пытаешься? — прогремел за спиной голос отца.
Я обернулась.
Он был в ярости, дрожал от гнева, ткнул в меня пальцем.
— Это была ты. Опозорила мою жену. Извинись перед ней немедленно.
— Это была случайность.
— Врешь! — разозлился отец, побагровев. — Врешь и не краснеешь! В глаза мне врешь…
— А ваша жена про меня и маму гадости говорит! Постоянно…
— Не так уж она не права, — усмехнулся отец и покачал кулаком у моего лица. — Последний раз предлагаю: немедленно извинись. На колени встань! Умоляй, чтобы Ляйсат тебя простила!
— Не буду!
— Значит, я перед ней за тебя извинюсь, — вздохнул он и треснул меня по лицу кулаком.
У меня из глаз аж искры посыпались, голова мотнулась так сильно, что я на ногах не удержалась. Меня развернуло и впечатало лицом в дверь. Я сползла на пол.
Все онемело от вспыхнувшей боли. Изо рта даже слюни потекли с привкусом крови.
Перед глазами все плыло. Я плохо слышала, как бранился отец, с трудом понимала, что он подхватил меня, встряхнул и всматривался в лицо.
— Марш в кухню. Приложи к лицу лед. Приду через полчаса! — шикнул на меня. — Живее.
Я поползла наощупь. С трудом забилась в свободный угол на кухне. Тут все шкворчало, шипело. Приглашенные повара и поварята готовили во все руки.
Было жарко. Лед, который я приложила к лицу, таял быстро-быстро и стекал на праздничное платье, пачкая красивый бежевый атлас.
Еще и Галия, словно нарочно, запнулась на ровном месте и опрокинула на меня целый соусник с жидким маслом.
В таком состоянии я бы точно не смогла присутствовать на празднике.
Отец, заглянувший на кухню, увидел меня и смачно плюнул под ноги:
— Скройся! Чтобы я тебя не видел! Выглядишь, как будто в канаве год пролежала. Придется сказать, что ты заболела…
Глава 24
Камилла
Потом была долгая, бессонная ночь в худшей из гостевых комнат. Отец вошел без стука под утро. Я слышала его шаги, слышала, как он щелкнул кнопкой выключателя и подошел к кровати.