Я слышу выдох облегчения.
— Тебе еще трудно ходить, так почему ты себя постоянно утруждаешь?
— Лежать в постели до победного и лишить себя удовольствия дотронуться до тебя? Я же не дурак.
Он прижимается ко мне осторожно, но не спешит позволить мне поправить одежду. Так и лежу полураздетой, беспокоюсь, достаточно ли я красива? У меня небольшая грудь. Вдруг ему такая не нравится? Едва дышу. Потом, осмелев, поворачиваю голову в его сторону и вздрагиваю от того, как горят его глаза.
— В чем дело?
Тяжелая ладонь опускается на талию, потом ползет вверх, поправляет мою сорочку, но сжимает грудь по-мужски, срывая с губ легкий вскрик.
— Пугаю?
— Нет… — облизываю пересохшие губы. — Путаешь. Ты меня запутываешь, опутываешь и тянешь в свои сети.
— Не могу сдерживаться. Все труднее, когда ты такая отзывчивая, — его пальцы немного сдавливают твердые вершинки под тканью одежы. — Ммм… Я бы провел с тобой целый день, не вылезая из кровати.
— Развратил бы меня и лишил невинности?
— Несколько раз.
— Разве такое возможно?
Лорсанов смеется, сгребает меня в охапку, целует в шею, придавив своим весом. Ох, так и не скажешь, что он не в полной мере может передвигаться. Я словно льдинка в его горячих руках, таю, позволяю себя касаться. Он ныряет ладонями под мои бедра, обхватывает под попой, притягивая к себе.
— А ты?
— Что я?
— Я постоянно думаю о тебе, не могу не трогать, а ты хотела бы меня касаться открыто, без всяких надуманных границ?
Какой коварный вопрос?!
И как на него ответить?
Я не хочу выглядеть еще более доступной, чем он обо мне думает.
— Бери меня в жены скорее, — выкручиваюсь.
— Мне нравится. Повтори?
— Бери меня…
Он затыкает мне рот поцелуем и нагло втискивает ладонь между бедер, придавливает так, что я точно не могу сдвинуться ни на сантиметр, только принимаю его поцелуи и ласки, ласки, касания пальцев, от которых становится влажно, горячо.
В груди невозможно остро, задыхаюсь. Горю и вдруг… получаю жгучее освобождение от этой пытки удовольствием, лава экстаза струится по моим венам вместе со сбившимся пульсом. Глаза закрыты, губы и язык Лорсанова заигрывают с моими, а я словно парю и горю, горю и парю…
— Вот так, девочка моя. Вот так… Это только начало, — обещает Лорсанов, целует меня в скулу.
Довлат дает мне несколько минут прийти в себя, потом сообщает:
— Говорил вчера с твоим отцом. Он весь в заботах… — как-то иронично выделяет голосом последнее слово.
— Что ты имеешь в виду?
— Играет в карты. Навеселе. Пьян… Совсем старый из ума выжил, вместе с Ляйсат.
— Ему нельзя играть, — ахаю. — Все продует! Мама как-то писала в дневнике, что он азартен, и не умеет пить. Нехорошо это, мне не нравится, что Ляйсат все больше и больше власти над ним получает. Ты же его друг?
— Скорее, хороший приятель.
— Поговори с ним! — прошу жарко.
— Поговорю. Уже пытался. Но он меня не слышал, и еще одно, Ками…
— Что?
— Мы уезжаем сегодня вечером. Тебе нужно собрать самые основные вещи.
— Куда?
— Ты же хочешь, чтобы я взял тебя в жены скорее? Я обо всем подумал. Мы поженимся, проведем медовый месяц в тихом, хорошем месте. Там я поправлю свое здоровье, и никто не будет нам мешать.
— Тихое место? Значит, там нет интернета?
— Нет. И связь ловит плохо.
— Если такая глушь, то зачем туда ехать? — удивляюсь. — Там хотя бы удобства есть?
— Есть.
— Надеюсь, не на улице? Потому что, если удобства на улице, то это уже неудобства! — возражаю ярко и добавляю. — Прости.
Наверное, Лорсанов посчитает меня избалованной белоручкой. Может быть, так и есть? Я все умею, но никогда длого не жила в глуши без воды в доме, с туалетом на улице. Как-то мы были в ауле, когда заболел прадед, я еле-еле вынесла эти дни нахождения без благ цивилизации.
— Все в порядке, ты задаешь верные вопросы. Удобства будут, гарантирую. Девочка, я не везу тебя в дикое место, просто предупреждаю, что со связью беда, по учебе немного прогуляешь. Все наверстаешь, — успокаивает меня Довлат. — Главное, помни. Сделать все как можно скорее получится только тайком. Пусть это будет наше приключение, одно для двоих. Идет? Наш секрет… Никому ни слова.
Камилла
Переезд, отправка в путешествие оказываются всегда довольно хлопотными и переживательными. Для меня они переживательны вдвое или втрое.
Во-первых, потому что мы делаем это тайно. Это всегда будоражит.
Во-вторых, Довлат. Я беспокоюсь за его состояние, хоть он и заверяет меня, что все в порядке, просто будет больше отдыхать.