И Леха красочно, в деталях стал рассказывать про Великую французскую революцию. Он рассказывал так интересно, а самое главное — реалистично, будто сам в полной мере испытал все прелести того времени. «Везде был, все знает», — опять подумала я.
— Франсуа Эжен Видок. У этого знаменитого французского сыщика была бурная юность. Он мог стать генералом, но попал в тюрьму. За подделку документов ему дали срок, но сидеть в тюрьме он не стал. Один побег следовал за другим, Видок стал мастером побегов. Научился «развинчивать» свои суставы, чтобы сбросить наручники, рыл любые подкопы. Он стал королем каторги. Был безразличен к холоду и жаре, мог без движения часами оставаться в тайнике, пока его искали. Однажды он явился к главе полиции Леона и предложил свои услуги в обмен на свободу. Ему не поверили. Тогда Франсуа предложил пари: если он сбежит и добровольно явится к комиссару, его освободят и он займется искоренением бандитов в Леоне, если нет — останется в тюрьме. Комиссар согласился. Уже через час Видок преспокойно стоял перед пораженным полицейским. Понятно тебе? — закончил свой рассказ Леха.
— Куда понятнее.
***
Мысленно я складывала в одну картину все на первый взгляд случайные события: рассказы Лехи, ликбез «голоса из-за шкафа», прочитанные книги, увиденные фильмы. И знала точно, что ни один детектив не обходится без погони. Бежать надо сейчас. Здесь нет решеток, слабая охрана. Пробивать дырку в стене, так называемую «кобуру», я не буду. Пробив головой стену, что ты будешь делать в соседней камере? Метрополитен ложкой тоже рыть не буду: крот — не мой вариант. Побег «на рывок», по случаю, без подготовки также меня не устраивал. И «игра на скрипке» (подпиливание решеток) тоже не для меня, здесь и решеток-то нет. Уйду тихо, незаметно, по-английски, не простившись. «Я, конечно же, не Аль Капоне и не Джордж Келли по прозвищу Пулемет, но тоже человек неглупый», — продолжала убеждать я себя в правильности своего решения. Из «Алькатраса» убегают, даже колобок от бабушки ушел, ума хватило, рук, ног нет, а башка варит. А у меня и руки, и ноги целы, правда, в синяках. Все болит. «Хочу домой», — сказала я себе.
В итоге я предпочла вариант уйти тихо, не прощаясь. Охранники, сидевшие у моей постели, приходили на работу по сменам: день — ночь. Пришла ночная смена: возбужденные, говорят громко, обсуждают охоту.
— Неприятный момент охоты — это когда подранок ушел с кровью, — сказал первый.
— Это грех, — ответил второй. — Охотник не имеет права на промах. Каждый приехавший на охоту жаждет выстрела. Есть ли смысл поднимать ружье?
(Охота сейчас становится модным видом тусовки — на свежем воздухе, с ружьями и фляжкой коньячка.)
— По рюмочке, по рюмочке. Думали потусоваться, а тут охота. А этот козел промахнулся, — и началось. Собака взяла след, зверь был, судя по всему, ранен нетяжело, уходил быстро… Не догнали, ушел подранок с кровью, ну а потом «жидкий» штраф. Нажрались… В небо палили, хорошо, в этот раз никого из людей не застрелили, обошлось.
Я лежала и слушала их рассказы об охоте, было интересно. Они пили заваренные травы из термоса, после вчерашнего от них исходил запах перегара, играли в карты.
Дверь в палате ночью запирали на ключ, который висел у охранника на поясе. Под разговоры охранников я спокойно заснула.
Медленно всплывала заря, упираясь в твердь земли, отодвигая темную ночную завесу. Робко пробивался рассвет. Я открыла глаза и восторженно смотрела на рождение нового дня. Самое удивительное в жизни то, что она, несмотря ни на что, продолжается. Вот и сегодня утро было добрым. Мои охранники крепко спали: один положил голову на стол, другой прислонился к шкафчику. В палате стоял храп. Замечательно. Попробуем. Вдруг получится.
Из курса анатомии и судебной медицины я знала, что косточки кисти маленькие и очень подвижные, они могут легко деформироваться, и наручники снимутся. Я знала это давно, но не представляла, что эти знания могут мне пригодиться. Я всегда и всему училась с интересом. Человек должен уметь все. Кто знает, как может повернуться жизнь и какие сведения пригодятся? Леха рассказывал, например, про тюремный керогаз, про то, как можно приготовить пищу в камере. Кусочек сала, плотно обернутый туалетной бумагой, превращаем в фитиль, и он горит десять-пятнадцать минут. Леха многому меня научил. Многое я и сама знала, но никогда не подозревала, что мне может пригодиться эта информация.