— Говорите, — подсказал он.
Мама пыталась что-то рассмотреть своими невидящими глазами через грязное стекло. Но не видела меня.
— Доченька, любимая моя, как ты тут? — услышала я мамин голос, но не могла говорить, меня душили слезы.
— Ты слышишь меня?
— Слышу, — выдавила наконец я из себя.
— Как кормят, сколько людей в камере?
Вертухай стоял рядом и в такую же телефонную трубку слушал весь разговор.
— Прекращайте задавать запрещенные вопросы, я сейчас прерву свидание.
— А что в моих вопросах запрещенного? Я хочу знать, в каких условиях содержится моя девочка.
— Не положено, прекращу свидание.
— А о чем можно говорить?
Мы просто молча смотрели друг на друга. Я уверена, она видела меня. Вдруг в моей голове замелькали фразы из книг, понимать которые научила меня моя мама. И я сказала ей:
— Я вам пишу. Чего же боле, что я еще могу сказать? Это хоть не запрещено? — обратилась я к вертухаю.
Он промолчал.
Мама мне ответила так же, стихами. Мы поняли друг друга, а вертухай молчал и больше не встревал в наш разговор. Я вернулась в камеру успокоенная и даже счастливая. Увидела маму, поговорила с ней, на душе стало легче.
***
— Надо торопиться. Бесплатные рецепты скоро отменят, — сказала Кичигина Шурукиной. — Посидим пару вечеров, еще на пару лимонов накарябаем рецептов.
— Поиграем во врачей, — заулыбалась Кичигина.
— Поиграем, — поддержала ее подруга.
— Надо позвонить Юрию Марковичу, спросить, какие лекарства лучше всего уходят, чтобы не брать всякую ерунду. — И Валентина Кичигина взяла трубку, набрала номер. Пока ждала ответа, рассматривала себя в зеркале. На ней был короткий цветастый халатик. Кого-то явно изображая, она уселась в кресло и положила ногу на ногу. — Похожа я на врача?
— Похожа, похожа, особенно подпись.
— Да, ночами тренировалась. Сразу и не отличишь.
В трубке послышался приятный голос.
— Алло, Юрий Маркович? Здравствуйте. Это Валентина Кичигина звонит… Да, всё, как вы сказали. Хорошо… Мы договорились с аптеками об обмене… Да, хорошо. Скоро будем у вас. До свидания.
Валентина положила трубку и вздохнула:
— Рецептурные бланки воровать нет уже никакой возможности. Разве это бизнес? Один-два рецепта. Нет, надо что-то срочно придумать.
— А чего мы паримся? Подпись вместо нее ты ставить умеешь отлично. Закажем бланки и печати, — и зачем она тогда нам нужна? Ведь заметит скоро!.. И так всё при себе держит, из рук не выпускает, как дитя малое. Вон как забеспокоилась, когда нескольких бланков недосчитались, всю поликлинику на уши поставила.
— Ну, я ее утешила. Она мне точно поверила. Говорю: «После развода вы, Светочка Петровна, какая-то не такая стали. Рассеянная. Ну положили куда-то не туда, с кем не бывает. Найдутся. Кто их возьмет-то, когда все свои?» Она и успокоилась. А теперь бланки перестанут пропадать. Давно надо было это сделать. Бланки, печати сейчас на каждом шагу делают. Даже с оттиска. Самое главное — подпись. Нет, как я ее, а?! Круто. Талант!
— А то!
— Я так мечтала врачом стать, да не получилось. Мать в деревне. Откуда денег взять? Что они, врачи эти, понимают? Они что, умнее меня? Конечно нет. Вот бы мне диплом где прикупить. Я бы справилась, я лучше врача соображаю. Завидую я им. Ну, ничего. И мы кое-что можем.
Валентина позвонила знакомому таксисту, который обычно развозил их по делам:
— Не знаешь, где можно рецептурные бланки и печати заказать?
— Знаю, конечно, чего я в городе не знаю.
— Отвези, срочно нужно.
Таксисты люди ушлые, обычно знают всех и вся. Вот и сейчас он завел Валентину в кабинет, поздоровался.
— Помоги хорошим девочкам. Вот наличность, квитанция не нужна. Платим за срочность. Очень нужно. Выручи.
— Завтра заезжайте, все будет готово.
Назавтра заказ уже был выполнен. Две огромные пачки бланков рецептов, тысяча штук. Круглые печати поликлиники. Штамп поликлиники и личная печать врача — моя печать. Где мое место в этой преступной группировке? В чем пособничество? Выписать рецептов на полтора миллиона рублей у них ума хватило без меня. А вот на сто семьдесят шесть тысяч рублей — тут я им, оказывается, способствовала. Это выяснилось после экспертизы, которая показала, что на первую сумму рецепты выписаны Кичигиной от имени врача Богословской, а во втором случае определить принадлежность подписи невозможно. Оказывается, это сделала я. Хотя конституция гласит, что все сомнения должны трактоваться в мою пользу, а Уголовный кодекс ей вторит, что они не могут быть положены в основу обвинения. Но только не в Железногорском суде, где судьи торгуют свободой…