Татьяна сделала профессиональный жест «ножницы», изобразила, как вытаскивает из карманов кошельки, объяснила, что такое «фартыпер». Это, оказывается, предмет, которым вор-карманник прикрывает руку при краже. У Татьяны в качестве «фартыпера» использовались книги.
— Стою такая в автобусе, вся такая интеллигентная, книгу читаю. Никто и не подумает. Нет, я согласна налоги государству платить. Я не виновата, что люди с открытыми ртами и открытыми карманами ходят, соблазняют. Дети мои со мной в автобусе уже ездить не хотят: только захожу в автобус, они меня хватают за руки и держат, знают, что воровать начну. Дети у меня хорошие. Зовут меня Танька Золотая Ручка. Сын прислал на тюрьму письмо-летопись. Хочешь, посмеемся?
Татьяна вытащила надежно спрятанную бумажку.
— Слушай. «Привет, мама! Пишет тебе твой сын Альберт. Извини за этот клок бумаги. Я пишу тебе, пишу, а конверта все нет и нет. Я в этот понедельник пойду писать заявление в училище. Бабушку слушаюсь. Стараюсь быть таким, как ты пишешь. Тальянку не обижаю и люблю. Деда слушаюсь. В школе все хорошо. Не лезу куда не надо. Надо быть поумней, ты со мной согласна, ведь так, мамуль? У меня есть продвижения в футболе. Тренер хвалит. Был турнир. Заняли первое место, за шесть игр забили сто одиннадцать голов. Большинство этих голов посвящал тебе, родненькая моя! Ты, наверное, обиделась на меня, что так долго не писал. Просто не было времени на летопись. Ты, конечно, если сможешь, прости. Смотрим сериал «Сонька Золотая Ручка», и я подумал, что ты «Танька Золотая Ручка-2», но ты лучше ее воруешь. Знаешь, почему, мамуль? Потому что она не умеет уходить красиво с большими деньгами. У нас их будет еще больше, если ты захочешь, мамуль! (Нарисована пачка долларов.) Целовать готов тебя целый срок! Да храни тебя Господь, мамуль! Твой сын Альберт».
— Интересная «летопись»?
— Очень.
— Я думала, цензор операм меня сдаст вместе с письмом, раскрутят еще на срок. Пронесло.
В «кормушке» опять послышалось: «Гав! Гав!» Выкрикивали мою фамилию, я вышла в коридор, меня отвели в тот же кабинет. Теперь меня вызвал начальник учреждения. Разговор он начал так:
— Дело заказное. Жизнь у тебя здесь будет тяжелой. Поступила «сопроводиловка».
Если я буду молчать, и этот подумает, что боюсь. Нужно быть решительней, отстаивать себя, иначе забьют здесь.
— Я знаю, что дело заказное. Я знаю, что со мной хотят расправиться, но я не подзаборная и не беспородная. У меня есть дети, родители. За мной есть жизнь, есть кому спросить. Вы хотите ответить за мою жизнь? Отвечать будете именно вы, а не те, кто меня заказал. Я найду способ озвучить вашу фамилию своим родителям. Вы хотите отвечать за всех?
Полковник слушал меня внимательно. Наверное, ему здесь никто никогда не перечил.
— Я прошла три тюрьмы, и никто не отважился посадить меня в карцер. Как вы думаете, почему? Никто не хочет отвечать за меня, а вы хотите ответить. И за меня, и за тех, кто меня заказал. Глупо. Как может «исправить» меня ваше исправительное заведение? Только испортить. Я хочу попросить вас, помогите мне выйти отсюда такой, какой я пришла к вам. Это будет правильно.
Добавит сейчас еще пятнадцать суток, или тридцать… Нет, молча слушает почему-то. Потом говорит:
— Обжаловать приговор будете?
— Обязательно.
— Я прошу вас об одном: не нужно обжаловать. Дело громкое. Отменят приговор, по головке никого не погладят. Даю слово: пока я здесь, вас никто не тронет. Я хочу уберечь вас от ошибок. Это ведь зона. Засадят перо в бочину, «мяу» не успеете сказать.
Как он быстро перевел тему, ишь, «уберечь» меня…
— Это чтобы уберечь меня от ошибок, вы запрятали меня в ШИЗО?
— Вас сейчас выведут на зону. Будут проблемы, обращайтесь.
— Спасибо.
Я вернулась в камеру к Татьяне светящаяся от счастья:
— Сейчас нас с тобой выведут на зону.
— Договорилась. Умница. Надо уметь с ними договариваться.
(Я спокойно жила целых полгода, пока этот человек был у власти. Но его скоро забрали, говорят, на повышение.)
Пока мы с Татьяной собирали вещи, из моего баула в ее перекочевало много вещей. Я и не заметила как.
И вот нас ведут на зону, а она мне по пути:
— Это не твой шампунчик?
— Мой.
— Это не твоя расческа?
— Моя.
— Это не твое мыльце?
— Мое.
— Чего развеселились? Сейчас обратно отведу. — Гав! — Гав! — Это вмешалась в наш разговор «дубачка».
— Доктор, простая ты, бесхитростная. Учись жить. Тюрьма не место исправления, а школа новых преступлений.
— Это не для меня.