- Тело перевезли в городской морг. Ральф будет кремирован, согласно его воле. С датой похорон пока не ясно. Извини, мне надо бежать, позвоню попозже. Держись.
- Меня подозревают в убийстве! - крикнула я вдогонку, но Макс уже положил трубку.
Выражение "согласно его воле" покоробило меня, как-будто не родной брат Ральфа разговаривал со мной, а нотариус оглашал завещание. На самом деле никакого завещания не существовало. Мне вспомнился эпизод, произошедший полгода назад, когда мы с Ральфом посещали могилу его родителей. Мать и отец ушли друг за другом, сгорев от рака. Покидая кладбище, Ральф заметил: "Я бы предпочел кремацию после смерти". Что это было - предчувствие? Вот она - единственная веская причина наложить на себя руки - неизлечимая болезнь! Теперь все сходится: и то, что онкология передается по наследству и все признаки нездоровья у мужа - врожденная бледность, худоба, а в последнее время - потеря аппетита, депрессия. Узнав о страшном диагнозе, он решил ускорить событие, чтобы не мучить ни себя, ни своих близких. Даже не поделился ни с кем! Хотя есть один человек, который должен быть посвящен в тайну Ральфа - его лечащий врач. Кабинет доктора Мэннэра находился на соседней улице, до закрытия оставалось полчаса, можно было еще успеть на прием - не хотелось обсуждать подобные вещи по телефону. Доктор выслушал меня внимательно и в присущей ему чудаковатой манере, ответил: "Ваши опасения напрасны. У господина Шмидта, я ничего серьёзного не находил, а вот вам, милая моя, замечу - не мешало бы таблеточки успокоительные попить. Что касается вашего деликатного дела, скажу: с посмертным диагнозом суицид, было у меня, скажем, парочка пациентов, и все они, так или иначе, намекали родственникам об их намерениях или оставляли предсмертные записки, порой в самых неожиданных местах".
Последняя фраза доктора смутила меня: все это время я была уверена в том, что если бы Ральф написал, вернее, напечатал на компьютере, в чем у меня тоже не было никаких сомнений, предсмертную записку, то оставил бы ее на видном месте. Зачем ему путать следы? С другой стороны, адекватным, человека в такие минуты не назовешь, поэтому поступки самоубийц нельзя оценивать с точки зрения нормальной логики. Об этом я не подумала. Ошибку надо срочно исправить.
Возвратившись домой, я в растерянности начала ходить по комнатам, не зная, с чего начать. Мои дети, обнявшись, дремали на диване.
- Подъем! - раздалась моя команда - У вас новое задание!
Филипп вызвался осматривать кабинет. Сын не очень дружил с отчимом, который заставлял его носить тапочки, спать в пижаме, есть курицу с ножом и вилкой... Опасаясь, что неаккуратный ребенок нарушит привычный порядок вещей, педантичный до мелочей Ральф, запрещал ему заходить в кабинет. Теперь Филипп мог удовлетворить свое любопытство в полном объеме. Мы с Настей взяли на себя зал. Там было, где развернуться, один только стеллаж с книгами во всю стену, чего стоил! Когда мы добрались до фотоальбомов, которые занимали отдельную полку, я заметила, что одного не хватает.
- Кто брал альбом в синем бархатном переплете? - поинтересовалась я.
- Он в столе у Ральфа лежит, - ответил Филипп, который закончил с кабинетом и пришел к нам на помощь.
- Почему сразу мне не сказал? Я же просила, в первую очередь обращать внимание на вещи, которые находятся не на своем месте!
- Я и обратил сразу на него внимание. Кроме фоток ничего в нем не нашел, поэтому и не сказал, посмотри сама, если не веришь.
Вместо общей семейной фотографии на первой странице я обнаружила портрет Ральфа, который был запечатлен в кадре с толстой марлевой повязкой, намотанной вокруг головы.
- Ничего не понимаю, сынок. Когда ты успел перепутать фотографии? Недаром Ральф в свой кабинет не пускал, от тебя только один беспорядок!
- Ничего я не путал, все так и было! - возмутился Филипп.
- А откуда она взялась тогда? - докапывалась я. Настя, которая, ненадолго выходила из комнаты, вернувшись и услышав мой последний вопрос, объяснила: