Выбрать главу

  - Как откуда? Мама, ты забыла, как когда-то Ральфу компресс ставила?

  - Компресс? - встрепенулась я. - Ну, конечно, водочный компресс! Водочный компресс! - повторяла я в эйфории. Ральф специально все перепутал местами, это подсказка! Боже мой, какая досада... Почему я раньше не вспомнила этот случай, когда однажды у Ральфа разболелось ухо под вечер? К врачу и в аптеку мы уже не попадали, дома подходящих медикаментов не нашлось, и я поднялась наверх к соседке. Роза приехала в Германию по еврейской линии, и у нее всегда все было, поэтому она предложила мне бутылку водки для компресса, заверив, что лучшего средства не найти. Соседка также намекала, что помогает от чистого сердца, но не безвозмездно. Я отблагодарила ее впоследствии бутылкой коньяка, она осталась очень довольна. Будучи сторонником традиционных методов, Ральф не верил в старый русский рецепт и боялся испытывать его на себе. От предложения выпить для храбрости, отказался и продолжал сопротивляться, но, как и следовало ожидать, не выдержав русского напора, сдался. С повязкой на голове Ральф смахивал на раненного фрица из военного фильма и был очень смешон. Мы долго смеялись над ним и решили сделать фотографию на память. На утро муж удивился своему скорому выздоровлению и решил оставить водку для медицинских целей, спрятав ее в кухонном шкафу, где среди прочих банок-склянок она не бросалась в глаза.

   Со временем про бутылку все забыли. Все, кроме Ральфа. Вывод напрашивался сам собой. Сделав его, я стремительно прошла на кухню и распахнула дверцы верхнего шкафа. Чтобы убедиться в том, что бутылки водки там нет, мне пришлось передвигать с места на место другие бутылки с уксусом, маслами и прочие, теснившиеся на переполненной полке. А ведь в день смерти мужа подобным образом я нашла здесь баночку с приправой и, возможно, при этом не раз трогала руками и бутылку водки, не концентрируя на ней внимания, потому-что искала совершенно другую вещь. Вот откуда на ней свежие отпечатки моих пальцев! Только радоваться рано, поди теперь докажи комиссару, что бутылка в шкафу, действительно стояла - рассуждала я уныло, вытаскивая с полки все ее содержимое наружу, чтобы основательно проверить свою гипотезу. Вдруг я наткнулась на лист бумаги, сложенный треугольником. В душе что-то екнуло молниеносной догадкой, и я с трепетом развернула лист:

  "Наташа, если ты сейчас читаешь эти строки, значит я решился на поступок, который задумал, выжидая лишь подходящего момента. Конечно, мне страшно. Выпью водки по-русски - для храбрости. Ты говорила, помогает. Если мне все-таки не хватит духа и физических сил осуществить собственную казнь, я смогу забрать это письмо, которое намеренно здесь оставил. Не хочу, чтобы вы нашли меня мертвецки пьяным, вместе с письменным признанием в супружеской измене, о которой я при жизни скрывал, боясь тебя потерять, и о которой ты узнаешь только после моей смерти.

  Не знаю, сможешь ли ты простить, но попытайся хотя бы меня понять. Свою карьеру в "МЕТРО"" я начинал еще мальчишкой и за тридцать лет безупречной работы добился немалых успехов и, чем особенно гордился, заслужил глубокое уважение среди коллег. Я наслаждался всеобщим признанием, и вдруг в одночасье мой счастливый мир рушится только потому, что я хотел улучшить условия труда, немного повысить заработную плату людям, которые возлагали на меня свои надежды. Меня решают выжить из коллектива, раздавить морально. Моим отчаянием воспользовалась Анита: пришла однажды после работы ко мне в кабинет, принесла вина, начала утешать, обещая замолвить словечко перед мужем; уговаривала сбросить стресс, нажимая не только на болевые точки моего сознания, но и тела. Опьянел, расслабился... сам не помню, как это произошло. Я и не подозревал, что работает скрытая камера. Руководство фирмы не побоялось установить за мной незаконную слежку, чтобы у них была возможность придраться ко мне. А тут такое! Разъяренный супруг Аниты, уличив ее в измене, пригрозил отсудить у нее детей при разводе, если она не напишет заявление, будто я до нее сексуально домогался. Она исполнила его волю. Я не ожидал от нее такой подлости! Самое страшное в том, что я сам предал женщину, которую люблю - тебя, Наташа. Дело придадут огласке и меня ожидает позор, в лучшем случае. И теперь я стою перед выбором: обрушить на тебя все эти унижения, финансовые и прочие трудности (разве ты о таком мечтала, приехав в благополучную страну и выйдя замуж за добропорядочного немца?) или избавить тебя от своего присутствия. Нет человека - нет проблем. По нашим законам вдова получает пенсию за мужа. По моим подсчетам, на эти деньги, пусть не богато, но можно жить, во всяком случае, тебе не придется тяжело работать. Может, это хоть как-то оправдает меня в твоих глазах, и в последствии ты будешь вспоминать обо мне с благодарностью. Прости. Прощай. Ральф. 25 ноября, 2002 год".

  Я не сомкнула глаз до самого утра, потрясенная нелепой смертью Ральфа. Капкан, который схватил его мертвой хваткой оказался не железным, а сделанным из теста. Почему он даже не попытался его разорвать?

  К счастью, прощальное письмо Ральфа было написано им от руки, а не напечатано на компьютере, иначе господин Шульц мог обвинить меня в фальсификации предсмертной записки. Идентифицировать почерк человека - задача не сложная, только отыскать его образцы, в нашем случае, было нелегко. Но мы не зря перелопатили вчера кучу бумаг и, кроме настольного календаря с заметками Ральфа, нашли пару его студенческих конспектов из семейного архива.

  Прочитав письмо, комиссар изменился в лице. И куда делась надменность? Сейчас он был похож на оскорбленного человека, которого уличили в профессиональной ошибке.

  - Если бы вы сразу вспомнили про бутылку... - неуклюже выкручивался он.

  - Если бы вы сразу не загнали меня в угол... - парировала я.

  В конечном итоге, комиссар Шульц принес извинения от лица полиции, а от себя добавил:

  - Простите, фрау Шмидт, я вас недооценил. Вы оказались крепким орешком, в отличие от вашего мужа. Примите мои соболезнования.