Внезапно, она умолкла. Поднявший глаза Альвах успел увидеть выражение суеверного ужаса, на миг промелькнувшее на ее лице. Словно переборов себя, Бьенка еще раз, внимательно вгляделась в его глаза и несколько раз дернула головой, точно прогоняя наваждение.
— Что? — хрипло спросил роман. Против его ожиданий, Бьенка внезапно рассмеялась, но тут же оборвала себя.
— Н-ничего, наверное, — девушка опустила взгляд, но тут же подняла его вновь. — Я просто… просто мне на миг показалось… Но нет, этого не может быть. Это ведь… Нет, глупость. Ты скажи, откуда тебе известно мое имя? Ты позвала меня так, словно мы точно виделись и говорили раньше.
Альвах покачал головой, облизывая разбитые губы.
— Мне… тоже… показалось, — вынужденно выдавил он. — Ты похожа на… п-подругу. Ее… тоже зовут… Бьенка.
Боль вновь скрутила его нутро. Не сдержавшись, он застонал, прижимая руки к животу. И вдруг почувствовал на себе узкие теплые ладони. Бьенка гладила его по спине и плечу. И, спустя время, боль как будто по чуть-чуть, едва заметно, но слабела.
— А ты молодец, — дочь кузнеца подхватила Альваха, не давая тому с маху приложиться головой об каменный пол. С ее помощью бывший Инквизитор подтянулся и сел. Боль по-прежнему пережевывала внутренности тупыми клыками, но, все же, сделалась терпимой. — Ловко ты выдумала с этой… как ее…
— Поправкой, — одними губами подсказал роман, прислоняясь затылком к стене.
— Ну, да, поправкой, — Бьенка улыбнулась. — Вы, романы… ну… вы умеете быть… э… ну, умеете убеждать. Даже когда врете. Ну, то есть… Тот Инквизитор… который пришел за мной. Он говорил в точности, как ты. Такой, весь из себя презрительный и важный. Он врал, и запугивал меня, и пытался… ну, чтобы я поверила ему и признала себя виновной… в том, чего не делала. И взгляд у него при этом… у вас, романов, наверное, у всех такой взгляд, да?
Она спохватилась.
— Ой, прости. Я… я тебя не обидела?
Альвах нашел в себе силы дернуть головой.
— Не обидела, — прошептал он.
Бьенка погладила его по щеке.
— Ты не обращай внимания, — она грустно усмехнулась. — Я, ну… болтаю, сама не знаю что. Батюшка все повторял, что я странная. И братец мой, Бертольф, тоже говаривал. Что, ну… мой язык доведет меня до беды. И вот… довел.
Она помолчала. Альвах молчал тоже, прижимая руки к низу живота, и с тревогой прислушиваясь к корчам отбитого нутра.
Однако, долго сидеть молча Бьенка не могла. Дав роману лишь короткую передышку, она заговорила вновь, совсем как ранее — быстро и бессвязно.
— Я-то думала, эт не я странная, это они, ну… Не понимают. А теперь… — она вздохнула. — Теперь вижу, что они были… ну, правы. Я… эт самое, как в глаза тебе взглянула, так и сразу… Ну, сразу господина Марка там увидела. Инквизитора, который меня ведьмой назвал, представляешь? — дочь кузнеца неуверенно улыбнулась. — Да так… так ясно. Наверное, потому что ты тоже романка. Вот так вот. Не могу… его забыть. Ну, не потому что он Инквизитор… А просто потому что… Не знаю. Не знаю! У него такие глаза… и… его судьба… Я совсем немного умею читать… В общем, с ним случилось что-то плохое. Я… ну, пыталась его предупредить. А он не поверил. Ушел за той ведьмой, и… и сгинул. И я вот все думаю — как он там? Что с ним? Дурочка я, правда? — Бьенка дернула губами и улыбнулась снова. — Спалят меня скоро, как чучело из соломы, что по весне во славу Лея в поле жгут. А я все не могу забыть… своего погубителя.
Альвах поднял голову. Тело его пекла боль, душу — жгучий стыд.
— Любишь? — прямо спросил он. Бьенка вздохнула, звякнув цепью.
— Он не плохой, — словно убеждая саму себя, неуверенно пробормотала она. — Он… он просто… Ну… Да, люблю, — она отвернулась от Альваха, прислонившись спиной к стене. — С тех пор, как… Ну, как в глаза ему посмотрела. И… — дочь кузнеца помолчала. По-видимому, это был тот редкий миг, когда она сразу не нашла слов, чтобы продолжить. — И скучаю о нем. Очень. Понимаю, что глупо, но…
Она снова посмотрела на подругу по несчастью, которая, морщась, кусала губы.
— Я точно глупая, — Бьенка в который раз вздохнула. — Тебе больно, а я… говорю о всякой ерунде. Просто я… ну, долго уже сижу, и… много думаю. Ты первая за много дней, с кем можно поговорить. Вот я и… Прости меня.
Альвах снова промолчал. Впрочем, Бьенке собеседник был важен только из-за наличия у него ушей.
— Ты вот не поверишь. Мне теперь и умереть не жалко. Все равно без него… Тоскливо. И муторно, — она вздохнула в бессчетный раз. — А он… такой гордый. Что я для него? Так… просто деревенская девка, ведьма. Мизинца его не стою…