Борман выплыл из кухни, держа в руке бутылку коньяка и два бокала.
– У меня язва. – Промышленник похлопал себя в области грудной клетки узкой, морщинистой ладошкой.
– Этот коньяк ей не повредит. – Рейхслейтер тяжело опустился в одно из двух кресел. – Французский. Восьмидесятилетней выдержки. Не суррогат.
Жидкость, на палец, заполнила оба пузатых сосуда.
– Итак, – Борман первым сделал глоток из своего бокала, как бы показывая собеседнику, что с напитком всё в порядке, – чем вы меня порадуете?
Флик, с секунду подумав, тоже поднял бокал.
– Всё произошло именно так, как вы и предполагали.
– Я не предполагал. – Борман, будто толстый хорёк в норке, принялся умащиваться в кресле. Когда его зад наконец-то нашёл себе приемлемое положение, рейхслейтер продолжил мысль: – Герман, несмотря на ум, хитрость и изворотливость, полностью прогнозируем. Его обрабатывал Крупп? Так я и думал. Надавили на самые чувствительные места? Деньги и власть?
– Думаете, он поверил? – Флик не стал отвечать на поставленные вопросы: всё и так было понятно без слов.
– Что вы… Ни в коем случае! – Нацист сделал второй глоток. – Будьте начеку. Он вас начнёт проверять и перепроверять. Кстати, вы положили на его счёт деньги? – Утвердительный кивок головой. – Поверьте – проверка начнётся именно со счетов. А через месяц проверит вторично, чтобы убедиться в том, что деньги на месте и на них капают проценты. И только после этого он частично успокоится. Но его волнения и переживания меня мало волнуют. Главное сейчас, чтобы война получила затяжной характер. А это могут сделать только два человека: Геринг и Гиммлер. – Борман приподнял бокал, посмотрел на цвет напитка. – Гиммлер уже начал переговоры с Ватиканом. Дурачок. До сих пор убеждён, будто может диктовать свои условия. И кому? Святым отцам. Впрочем, у него нет иного выхода. Ведь ваши люди с ним на контакт не пойдут?
Флик утвердительно качнул головой. Конец войны был не за горами, а потому марать своё имя с опорочившими себя в мировой прессе СС никому из промышленников не хотелось. Впрочем, как и с национал-социалистическим движением в целом. На дворе не тридцать четвёртый, а сорок четвёртый год. Всего десять лет, а какая существенная разница!
Борман, бросив на собеседника мимолётный, острый взгляд, прекрасно понял ход мыслей миллионера. «Этот нас уже списал со счетов, – догадался рейхслейтер. – Рановато. Думает, самый умный? Переведёт все финансы за рубеж и сбежит? Как бы не так. Камер и пуль хватит и на него, и на его дружков. А деньги имеют свойство возвращаться».
Но вслух рейхслейтер произнёс иное:
– Кстати, в скором времени нам понадобятся океанские суда.
Флик медленно поставил на стол бокал, из которого всё-таки сделал один маленький глоток. Олигарх настороженно прислушался к своему организму. Болей не было. Коньяк мягко прошёл по желудку, не потревожив рану. Действительно, хорошая вещь.
– Что вы имеете в виду? – наконец вернулся к разговору Флик.
– Вам в течение трёх месяцев, естественно, через подставных лиц, необходимо будет приобрести разнотоннажные суда. Гражданского назначения. И чтобы они ходили только и исключительно под флагами нейтральных государств.
– Вы хотите что-то вывезти из Германии?
– Да.
– Если не секрет, что именно? Оборонные предприятия? Вывезенные из оккупированных стран ценности?
– Конечно нет. – Борман одним глотком осушил сосуд. – Вывозить заводы, для того чтобы их потом ввозить обратно? Глупость. Вся промышленность должна остаться здесь. Кстати, через ваших друзей в Вашингтоне и Лондоне надавите на министерства обороны: пусть бомбардировкам подвергаются жилые кварталы. Это восстановить значительно проще, нежели завод. Ценностями пусть займётся Геринг. Он любит всякого рода побрякушки, вот пусть и играется.
– Но ведь это серьёзный капитал.
– Из-за которого можно потерять всё, – едко заметил Борман. – Золото можно переплавить, но тогда оно моментально потеряет свою стоимость. А перстень Борджиа потому и ценен, что он перстень Борджиа, а не кусок жёлтого металла с камнем по центру. Переплавьте его, и цена предмета моментально упадёт в десятки раз. Но именно из-за того, что вы не захотите его переплавить, вся ваша жизненная карьера может прекратить существование. А картины? Гобелены? Статуи? Неужели вы думаете, что, после того как Берлин капитулирует, никто не станет искать всё это? Нет, выжить, встать на ноги и глупо попасться из-за какого-то холста или перстня – не наш путь. Наша задача – восстановить новую Германию. И сделать это следует только и исключительно законными методами и путями. И никакого криминала. А вот по поводу того, что мы станем вывозить, поговорим чуть позже. Когда? Думаю, в самом ближайшем будущем.