– Что Старков? – Лаврентий Павлович осушил стакан.
– В соответствии с вашим распоряжением за ним установлено только внутреннее наблюдение и прослушивание телефонов. Пока в контакт ни с кем не вступал.
– Кому-нибудь звонил?
– Нет.
– С Фитиным общался?
– Тоже нет.
– А в управлении?
– Заходил в шифровальный отдел. Справлялся по поводу телеграмм от «Вернера». Более ничего.
– Что капитан?
– Сегодня не появлялся. Я вам докладывал: последние несколько дней капитан Рыбак выезжает в лагерь для…
– Помню, – оборвал подчинённого Берия. – У меня хорошая память, товарищ Абакумов. Если появится новая информация – звоните. Не стесняйтесь.
Лаврентий Павлович аккуратно положил трубку на рычажок, поправил на носу очки и снова уткнулся в фотографию на столе. Итак, товарищ Жуков, на чём мы остановились?
Абакумов почти таким же мягким жестом аккуратно положил свою телефонную трубку. После чего, сцепив руки в замок, облокотился о стол, опустив крепкий, скуластый подбородок на руки. Взгляд Виктора Семёновича, не видя ничего вокруг, устремился в неизвестность. В висках назойливо стучал один вопрос: правильно ли он сделал, что соврал?
К этому телефонному разговору Абакумов готовился долго. Фактически начиная с того момента, когда Сталин его буквально раздавил во время последнего «закрытого» совещания. А если быть более точным, то ещё с двадцатого июля, когда Берия ночью вызвал руководителя советской контрразведки к себе в кабинет и отдал приказ о том, чтобы самые доверенные люди Абакумова, «смершевцы», имеющие боевой опыт и находящиеся при штабах фронтов Жукова и Рокоссовского, принялись искать любой компромат на старший военсостав и их подчинённых. Именно Берия во время того разговора сообщил Виктору Семёновичу «дезинформацию», будто Жукова собираются снять с должности представителя Ставки, что, как позже выяснилось, не соответствовало истине. Виктор Семёнович до сих пор не мог забыть выражения удивления на лице Сталина, когда в своём докладе отметил выдуманный тем же Берией и подкинутый Абакумову факт недовольства Жукова тем, что маршала сняли с поста. Однако помнил генерал и другое. Как «хозяин», удовлетворённо хмыкнув, промолчал. И никак не отреагировал на явную ложь. А это означало одно: он, Абакумов, на том совещании высказал вслух мысль, которую желали воплотить в жизнь Берия и Сталин. А всё вместе говорило об одном: Жуков угодил в немилость.
Виктор Семёнович с силой стиснул пальцы, послышался неприятный хруст.
А вот теперь мысли руководителя СМЕРШа подошли к моменту его телефонного вранья.
Это только со стороны казалось, будто высокий, статный красавец-генерал, всегда открыто и как-то по-детски смотрящий на жизнь увалень, которого можно спокойно обвести вокруг пальца. Так об Абакумове мог думать только человек, не знающий реалий тех дней. В окружении «хозяина» не могло быть недалёких людей. Чтобы прийти на высший пост и стать одним из приближённых Иосифа Виссарионовича, следовало наработать огромнейший опыт «хождения по трупам» и умения подстраиваться под высшее руководство, приобрести опыт ликвидации личных врагов и конкурентов. Так что ни о какой недалёкости не могло идти и речи. И об этом знал каждый из окружения САМОГО, а потому в Кремле круглосуточно царила ненормальная атмосфера недоверия.
Виктор Семёнович, как и все кремлёвские служащие, опасался за свою карьеру, что автоматически означало и за саму жизнь. А потому Абакумов постоянно находился настороже и каждое слово, каждое действие, каждое распоряжение «хозяина» и Берии проецировал на себя: как это отразится на нём? Не исключая событий последних дней.
Ложь заключалась в том, что руководитель СМЕРШа прекрасно знал причину неявки капитана Рыбака на службу. Тот действительно последние три дня работал со «смершевцами» по балтийской разведшколе. Но на службу он не вышел не потому, что снова выехал в лагерь военнопленных отработать с теми, кого СМЕРШ «отсеял» во время последних боёв при освобождении территории Прибалтики. В этот день Рыбак был занят иным. Капитан вообще покинул Москву ранним утром в танковом эшелоне. После ночного телефонного звонка Старкова. О содержании телефонного разговора старого чекиста с капитаном Виктору Семёновичу доложили только в начале седьмого утра, через полтора часа после беседы Старкова с капитаном. Хотели сразу поставить в известность, однако, увидев, что Виктор Семёнович, до крайности вымотанный за последние несколько суток, задремал в кресле, не стали того беспокоить, решили обождать. Результат: два абакумовских оперативника едва успели сесть в тот же самый состав, в котором Рыбак отправился к линии фронта. На данный момент, исходя из их доклада, переданного с узловой станции Зеленово, капитан официально, по командировочным документам, подписанным Фитиным, направлялся в Прибалтику. В особый отдел штаба Баграмяна.