Однако премьер-министр Великобритании долго оставлять вопрос в «невесомости» не собирался. Уже в феврале 1944 года между главами Великобритании и Советского Союза возникла резкая, хотя и тщательно заретушированная, дипломатическая полемика, связанная с будущим Польши. В одном из писем Черчилль практически «в лоб» поинтересовался у Сталина, каким тот видит положение польского эмиграционного правительства и польского Сопротивления, которым руководит Лондон (читайте – «Армии Крайовой») в будущем, в условиях того, что значительная часть Польши к западу от линии Керзона будет освобождена советскими войсками? При этом Черчилль ниже специально заметил: «…Советская Россия имеет право признать какое-либо иностранное правительство или отказаться признавать его, но рекомендовать вносить изменения в состав иностранного правительства – это значит близко подойти к вмешательству в суверенитет данного государства». Этой фразой британский премьер как бы призывал коллегу подумать над теми последствиями, которые могут иметь место в будущем, в случае прихода к власти коммунистов. А чтобы Сталин не смог как-то иначе трактовать поставленный премьером вопрос, Черчилль закончил свою мысль следующей фразой: «Создание в Варшаве иного польского правительства, чем то, которое мы до сих пор признавали, вместе с волнениями в Польше поставило бы Великобританию и Соединённые Штаты перед вопросом, который нанёс бы ущерб полному согласию, существующему между тремя великими державами, от которых зависит будущее мира». Фактически, это был ультиматум. Черчилль чётко дал понять: он и Рузвельт поддержат польское Сопротивление, в случае, если Сталин начнёт оккупационную политику в отношении Варшавы. Сейчас, спустя полгода с момента написания данного опуса, Уинстон Черчилль с удовлетворением вспоминал, как он смог прижать «дядюшку Джо». Но…
Но всё сломали сами поляки. Жадность. Жадность всегда крушила великие идеи и начинания. Желание иметь журавля в небе приводило к полному краху самые перспективные начинания.
Те польские границы, которые обсуждались во время Тегеранской встречи, как это ни странно, были крайне отрицательно восприняты… самим польским эмиграционным правительством. Что и обезоружило Черчилля.
Правительство Миколайчика, будто не замечая реалий нового времени, в противовес мнению британских и американских союзников, стало настойчиво требовать вернуть Польше те границы, которые числились за ней по… советско-польскому договору, подписанному в Риге в марте 1921 года, по которому к Польше присоединялись Западная Украина и Западная Белоруссия.
Черчилль до сих пор не мог забыть, как он в гневе разбил о каминную решётку начатую бутылку коньяка, когда ему принесли письменный ответ Сталина, в котором тот, воспользовавшись позицией польских эмигрантов, едко, как показалось премьеру, написал следующее: «… мне представляется, что первым вопросом, по которому уже теперь должна быть внесена полная ясность, является вопрос о советско-польской границе. Вы, конечно, правильно заметили, Польша в этом вопросе должна быть руководима союзниками. Что касается Советского правительства, то оно уже открыто и ясно высказалось по вопросу о границе. Мы заявили, что не считаем границу 1939 года неизменной, и согласились (имелась в виду Тегеранская встреча) на линию Керзона, пойдя тем самым на весьма большие уступки полякам. А между тем Польское правительство уклонилось от ответа на наше предложение о линии Керзона и продолжает в своих официальных выступлениях высказываться за то, что граница, навязанная нам по Рижскому договору, является неизменной».
Это был удар под дых британскому премьеру. Вся скрупулёзная работа английских дипломатов и спецслужб по сохранению в дальнейшем статус-кво польского правительства в эмиграции рухнула в одночасье. И Миколайчик после мог обвинять кого угодно, но начать должен был с самого себя и своего окружения. Именно они, сами, лично подыграли Сталину и дали тому в руки «козыря». Особенно, как докладывали Черчиллю, в этой бездарной партии отличился ярый антисоветчик генерал Сосновский. Не случайно даже «дядюшка Джо» отметил эту фигуру в своём послании: «На протяжении всего последнего периода Польское правительство, где тон задаёт Сосновский, не прекращает враждебных выступлений против Советского Союза. Крайне враждебные Советскому Союзу выступления польских послов в Мексике, Канаде, выступление генерала Андерса на Ближнем Востоке, переходящая всякие границы враждебность к СССР польских нелегальных печатных изданий на оккупированной немцами территории (ну, здесь, как подумал тогда Черчилль, «дядюшка Джо» перегнул палку: то были органы, подчинённые абверу), уничтожение по директивам Польского правительства борющихся против гитлеровских оккупантов польских партизан и многие другие профашистские акты Польского правительства известны. При таком положении, без коренного улучшения состава Польского правительства нельзя ждать ничего хорошего. Исключение же из его состава профашистских империалистических элементов и включение в него людей демократического образа мысли, можно надеяться, создало бы надлежащие условия для установления хороших советско-польских отношений, решения вопроса…» Дальше всё было бла-бла-бла. Черчилль прекрасно понимал, кого имел в виду Сталин под понятием «люди демократического образа мысли» – большевиков. Сталин отказывался признавать какое-либо правительство в Польше без участия коммунистов.