Я даже остановился от неожиданности. Ишь ты — "Яворов", "на тогдашний манер". Хочет пустить пыль в глаза "культурным" разговором! Ну что ж, пусть…
— Я разбудил вас и взял с собой, потому что по предварительным данным понял: вы, вероятнее всего, найдете здесь материал для своей будущей пьесы. А если так, то лучше всего вам самому все видеть и слышать с начала до конца.
— Хм… до конца. Что вы считаете концом расследования?
— Разоблачение преступника.
— Неужели не ясно сразу, кто виноват?
— Почти всегда преступники стараются оставаться неузнанными или свалить вину на когото другого. А "другие", как правило, молчат и этим выгораживают преступников. Для нас главное — не обвинить невиновного.
— Неужели такое возможно сегодня?
— Почему же такое "сегодня" невозможно? Социализм не делает людей ангелами.
— Ну а что представляет из себя наш случай?
— На первый взгляд он очень прост — покончил самоубийством старый человек. Я же думаю, что он был убит.
— А кто вам сказал, что он покончил с собой?
— Близкие, которые нам позвонили.
— И вы предполагаете, что они вас обманули, а на самом деле вместе убили его, как в романе Агаты Кристи "Восточный экспресс"?
— Не все. Кто-то из них.
— А другие его выгораживают…
— Мне кажется, что другие просто не знают точно, что произошло.
— А что произошло?
— Сейчас постараемся разобраться. А все-таки, что ни говорите, наша работа — одна из самых интересных…
— Никто этого не отрицает.
— Мне кажется, вы сейчас начнете писать свою пьесу мысленно, не дождавшись даже, когда мы придем на место…
— Я уже начал.
— Правда? Значит, не теряете времени.
— А его у меня нет, времени-то, чтоб его терять. Если пьеса получится, она должна быть написана как можно быстрее.
— Та-ак… Я обещал товарищу Гуляшки стимулировать вашу энергию, но, по-моему, в этом нет необходимости. Прекрасно! Теперь прошу вас наблюдать за мной, точнее, за тем, как я буду работать с фактами. А потом я, с вашего позволения, буду комментировать их в беседах с вами.
— Как Шерлок Холмс обсуждал действия с доктором Уотсоном? Это, знаете ли, довольно старый способ, к нему прибегал еще отец детективного романа, великий поэт Эдгар По, а потом его развил Конан Дойл. Но у меня нет желания использовать этот способ в своей будущей пьесе… если я вообще напишу ее!
— Но ведь вы уже начали писать, не так ли?
— Нет ничего легче, чем начать пьесу, стихотворение, даже роман…
— Сложнее завершить их, я понял. А вот я должен, обязан закончить любое начатое расследование.
Тем временем мы подошли к углу бульвара Витоши и улицы Патриарха Евтимия.
— А если вам не удастся закончить какое-нибудь дело?
— Тогда я должен буду подать заявление об уходе.
— Но почему? Вы же не ясновидец и всего знать не можете.
— Всего — пожалуй, но то, что необходимо, обязан знать.
— У вас есть уже какая-то конкретная идея по поводу нашего дела? Или, может, интуиция подсказывает вам, кто совершил преступление в эту ночь?
— Кто-то, кому это было нужно, кто не мог не совершить его.
— Любопытный взгляд на вещи…
— Мне именно такой необходим.
— А то, что вы не воспользовались служебной или личной машиной и из-за этого мы потеряли двадцать минут, — не поможет ли это убийце?
— Наоборот, это даст ему возможность успокоиться, досочинить свою версию…
— А если он уже убежал?
— Не думаю. Сегодня на рассвете не было ни одного самолета на Запад.
— На Запад? Почему вы думаете, что…
— Потому что люди, которых вы сейчас увидите, — будущие герои вашей пьесы — не рискнут бежать через границу с рюкзаком по туристским тропам, они пользуются для этого самолетами.
Мы уже поднимались по лестнице старого дома.
— Извините, Пирин, а… а почему вы считаете, что это не самоубийство?
— Потому что люди редко кончают жизнь самоубийством, чаще их убивают другие. Кроме того, я уже знаю, что "самоубийца" — старый, заслуженный герой Сопротивления.
— А разве с такими людьми подобное не может случиться?
— Может. Но для этого нужны особые, из ряда вон выходящие причины. Предварительное ознакомление убедило меня, что таких причин — явных, не скрытых — не было.
— Вот как? Уже имело место "предварительное ознакомление"?
— Разумеется. Для быстроты я воспользовался телефоном.
— Куда же вы звонили?
— Ну, этого я вам не скажу, поскольку к пьесе это отношения не имеет.
— А что же тогда имеет отношение к пьесе?
— Все, что сейчас произойдет.
Мы остановились перед тяжелой дубовой дверью роскошной старой квартиры. Дверь открылась сразу же, как только инспектор нажал кнопку звонка. Милиционер, стоявший за порогом, узнал Пирина Йонкова и козырнул ему.
— Все нормально? — спросил Пирин.
— Так точно.
Меня это просто покоробило. Ну и профессия! Убит человек, убийца неизвестен — и "все нормально"…
Навстречу нам вышел молодой мужчина, лицо его выражало тревогу. Он протянул руку. Инспектор небрежно пожал ее, пробормотал что-то, отстранил молодого человека и быстро направился внутрь квартиры. Мне надлежало идти за ним.
Мы вошли в комнату, и будто в честь инспектора фотограф дал мощную вспышку — он делал снимки старика, лежавшего на кровати. Все еще красивое, несмотря на возраст, лицо было повернуто влево. Он был похож на спящего, если бы не запекшаяся кровь на лбу и щеке и небольшое кровавое пятно на подушке. "Какое прекрасное, мужественное лицо", — невольно подумалось мне.
— Вы ничего не трогали? — спросил инспектор.
— Ничего, — ответил фотограф.
— Со снимками закончили?
— Этот был последний.
Пирин подошел к мертвому и повернул его голову лицом к себе. Вдруг мне показалось, что в глазах инспектора на миг блеснуло изумление — блеснуло и погасло. Он осмотрел комнату. Взгляд его надолго задержался на окне. Он подошел ближе, раздвинул опущенные шторы и взглянул на улицу. Потом отошел от окна, открыл платяной шкаф, потрогал висящую одежду и проговорил в сторону, вроде бы обращаясь ко мне:
— После.
Мне захотелось напомнить о себе, о том, что "доктор Уотсон" находится здесь, и у Пирина есть перед ним определенные обязанности.
— Что скажет мистер Холмс своему другу?
— А что заметили вы?
— Я? Разве это имеет какое-нибудь значение?
— Огромное. Иной раз посторонний человек, непрофессионал, видит гораздо больше, чем мы, специалисты…
— Тогда вам следовало бы всегда иметь при себе таких "непрофессионалов", как я.
— Довольно часто их функции выполняют близкие погибшего или люди, которые по разным причинам оказались на месте преступления.
— Но здесь, похоже, нет преступления?
— Да, очевидно, версия самоубийства, к сожалению, подтвердится.
— Почему "к сожалению" и почему "версия"?
— Для нас все версия, пока мы не доберемся до истины.
— Даже в таком абсолютно ясном случае?
— Самые ясные случаи порой оказываются и самыми запутанными…
— Это вы говорите, скорее всего, для меня? Имея в виду нашу будущую пьесу, да?
— Почему "нашу"? Пьеса будет ваша, а я буду одним из действующих лиц.
— Главным!
— Главное действующее лицо — это всегда жертва. Для нас.
— Но ведь оно не может говорить…
— Моя роль состоит в том, чтобы заставить его "заговорить"… А теперь надо отыскивать все эти мелкие пятнышки, пылинки, царапинки (они только на первый взгляд не имеют значения), постепенно подбираясь к кровати, шкафу, окнам, задернутым шторам, если они задернуты, — и так мы заставим жертву "заговорить" и узнаем, кто убийца.
— А если все-таки это самоубийство?
— Потерпите. Не забывайте, что некоторые религии не разрешают хоронить самоубийцу в "освященную" землю, которая будто бы принимает прах только покинувших этот грешный мир не по своей воло… Самоубийство противоестественно, это тоже преступление, и его тоже нужно доказать…