— Иначе что? — Алек бросает мне вызов, и у меня создаётся впечатление, что он видит меня насквозь. Видит надлом в моем взгляде, догадывается о том, что я что-то чувствую. И мне хочется бежать от этого, как от огня.
— Потому, что я больше не хочу тебя, непонятливый мудак. Ты мне больше не интересен. Эгоистичный и холодный, — вырываюсь из его объятий, одарив смачной пощёчиной по лицу.
Внутри все накалилось, как горячий жгут. Он криво усмехается и проводит пальцами по щеке… Я почти уверена, что на этот раз все кончено.
— А ты ревнивая идиотка. И все, что ты говоришь, полная чушь, потому, что ты хочешь меня, — не успеваю среагировать, как мужские пальцы оказываются на моей шее. Лихорадочный и жадный поцелуй. Смывающий границы, мы будто раздираем друг друга.
Прижатая к соседней стене, до хруста костей. Стягиваю с широких, мужских плеч куртку и отбрасываю в сторону.
Дурманящий запах его тела и стук сердца. Язык, истязающий мой в ответ, заставляющий, опьянеть меня от желания. Пошлого, необузданного и совершенно неконтролируемого.
Алек берет меня на руки, и переносит на диван. Властно очерчивая пальцами талию, а затем сжимая ягодицы. Не прерывая поцелуи, ни на одну чёртову секунду.
Тяну за край своего кружевного топа, в попытке снять его, но он перехватывает инициативу. Секунда и вещица падает к нашим ногам.
— Что-то я не чувствую, что ты хочешь, чтобы я остановился…- довольно усмехается он, когда с моих губ срывается хриплый жадный стон. Он кусает их до крови, так, что я готова сойти с ума от недостатка кислорода в легких. Сердцебиение отражается безумным стуком в груди.
И он заведомо отстраняется, не давая моим пальцам расстегнуть пуговицы на его рубашке, зная, что сейчас я готова на все, лишь бы он продолжал. Сжимая в стальной хватке своих рук, мои, казалось бы, сейчас хрупкие запястья.
Охваченная жаром его тела, меня спасает лишь чувство прохлады кожаной обивки дивана, ласкающая спину. Я чувствую себя в западне. И не просто потому, что до безумия хочу его…
Это не просто секс… Для меня уже нет. Не очередная игра моего собственного эгоизма. От понимания сего факта мне становится тошно.
— А ты уверен, что у тебя самого хватит сил остановиться, Лайтвуд? — отвечаю улыбкой на устах, хотя голос и предательски срывается. Так, будто цепляюсь за последние бастионы рассудка, мизерные шажки сопротивления, которые вскоре превратятся в пепел. Не хватает воздуха, чтобы дышать.
Что за глупец сказал, что со временем чувства притупляются? Они накалены до предела. И впервые за столько лет, мне кажется, что я давно не ощущала себя такой живой. До странной уязвимости.
— Нет, Иззи, так не пойдёт. Сегодня правила устанавливаешь не ты… Либо ты говоришь то, что я хочу услышать, либо я ухожу, — бархатный мужской баритон полон злорадства, истязает меня предательскими мурашками по коже.
На мгновение прикрываю глаза, кусая и так изодранные губы. А затем, вновь заглядываю в янтарные омуты, что с вызовом глядят на меня. Я вижу в них взаимное желания, но продолжаю упрямо сохранять молчание.
Зачем тебе это? Зачем тебе это чертово признание? Почему мы просто не можем прекратить это? Мы, ведь все больше усложняем то, что между нами происходит.
— Я не слышу, — настойчиво произносит Алек, и на мгновение в его голосе проскальзывают стальные, мраморные нотки. Он сжимает мои руки до болезненных ощущений. Непроизвольно, конечно, но я почти уверена, что останутся синяки.
— Я не хочу, чтобы ты прекращал… Хочу, чтобы ты остался у меня до рассвета. Я хочу, чтобы ты позволил мне снять с тебя эту дурацкую рубашку, потому, что я хочу чувствовать тебя. Ещё ближе. Хочу тебя. И ты, либо несёшь меня в спальню прямо сейчас, либо перестань мучить меня и уходи, — смотрю гневно прямо ему в глаза, и я уже, пожалуй, близка к внутреннему, нервному срыву.
— Наконец-то…- довольно шепчет брюнет мне на ухо, и кусает мочку. Встает с дивана, и резко берет меня на руки, унося в сторону спальни.