— Да…
— Сейчас к машине вернусь и зайду.
— Хорошо…
Положила трубку. Кусая губы, оглядела бардак на своём столе… Плевать. Вытащила зеркальце из ящика, проверила макияж… Нормально. Если не считать опухших после пьянки синяков под глазами и унылых морщин в межбровье, всегда особо чётко проступающих в те моменты, когда мучает мигрень…
Все мысли вылетели из головы. Абсолютно все. Осталась лишь звенящая предвкушающая нетерпеливая радость предстоящей встречи, до которой предстояло отсчитывать безумно долгие секунды…
На этот раз дверь открылась не так резко. Адам предварительно заглянул в кабинет, и лишь удостоверившись в том, что я действительно одна, сделал шаг внутрь. Сразу с ходу распахнул тонкую расстёгнутую куртку, доставая из-за пазухи… спрятанные от чужих глаз ландыши. Похоже, тот самый букет, который собрал для меня сын и который я так легкомысленно забыла на столе на стрельбище.
Хлопнула глазами, разглядывая цветы, чьи тонкие стебельки оказались наполовину замотаны прозрачным полиэтиленовым пакетом, в котором явно находилась смоченная водой тряпка или носовой платок. Господи, это чтобы они не завяли от жажды, что ли? Ради меня? Точнее, чтобы сохранить их свежими до того момента, когда я их получу…
— Держи, — Адам бережно протянул мне ландыши. — Я же обещал… — он самодовольно прищурился, явно гордясь тем, что сдержал обещание. — Вере, кстати, я тоже набрал, если что…
— Я знаю, — не сдержала улыбку, принимая в руки влажный пакетик и полной грудью вдыхая тонкий стойкий цветочный аромат. — Она мне фотку показала сразу…
Он с лёгким удивлением поднял бровь, разглядывая моё лицо чуть более пристально.
— Ей понравилось?
Я улыбнулась ещё шире, вспоминая о том, как мы с подругой обсуждали её букет.
— Конечно! — подняла глаза, вкладывая в свои слова как можно больше искренности. — Как могут не понравиться собственноручно собранные цветы? Они же ценятся гораздо больше… — я внезапно покраснела и стушевалась, уловив во взгляде Адама насмешку. — Это вот я про них забыть умудрилась… Хорошо, что Игорь на меня не обиделся…
Адам как-то слишком по-свойски небрежно откинул лежавшую на столе стопку накладных. Отставил в сторону мою пустую чашку, подвинул планшет на подставке. Присел на край стола, игнорируя стулья для посетителей…
— О чём ещё с Верой говорили, Олесь? — его взгляд стал серьёзным, почти суровым, хотя тон остался нейтральным.
Неловко рассмеялась, пытаясь пристроить ландыши около компьютера и старательно отводя глаза от мужского бедра поблизости.
— О тебе тоже говорили, не переживай, — я беззаботно махнула рукой, прекрасно понимая, что сомнений в этом у Адама и так нет никаких. — О том, что ты стал меньше уделять ей внимания, не ухаживаешь в должной мере, холодно себя ведёшь, и вообще… — пожала плечами, объясняя и без того обыденную ситуацию. — Но мы решили, что у тебя куча дел, ты жутко устаёшь с детьми и всё такое, так что… — я многозначительно развела руками, давая понять, что дальше дело будет обстоять за ним и его действиями. — Делай выводы…
Адам кивнул. Опустил взгляд на притулившиеся у настольной лампы ландыши.
— А ещё, Олесь?!
— Ну-у-у-у… Вроде всё, — я невинно хлопнула ресницами.
Конечно, он догадывается, что Верка поделилась со мной своими сомнениями насчёт его верности. Но тут уж увы — так подставлять подругу я не собираюсь. Одно дело — озвучить и без того очевидные вещи, и совсем другое — лезь глубже в чужие отношения и выдавать то, в чём Верка мне доверилась…
Господи, какой-то тяжёлый и плохо осознаваемый парадокс…
— Да?! Ну о-о-ок, — Адам удовлетворённо кивнул, с сарказмом кривя губы и вновь поднимаясь на ноги. — Не хочешь — не говори.
— Остальное — наше женское, — я даже не соврала, да.
— Понял, — он одобрительно хмыкнул. — Ладно, Олесь. Поехал я… — Адам сделал шаг к двери, но вновь остановился. — Даже не проводишь и не поцелуешь на прощание? Не скажешь "спасибо"? — его глаза заблестели игривым азартом.
Так быстро уходит?! Где-то в груди кольнула противоречивая отчаянная грусть…
— Провожу, — охотно кивнула, отъезжая в кресле и легко поднимаясь на ноги.
Обошла стол, приблизилась к ожидающему Адаму, наблюдавшему за мной со спокойным любопытством. Демонстративно поднялась на цыпочки, зажмурилась… Быстро, боясь передумать и почему-то волнуясь как в первый раз, чмокнула его в заросшую щёку…
— Спасибо… — прошептала едва слышно, борясь с каким-то обречённым разочарованием и горьким сожалением…
Он нахмурил брови, недоумённо повернул в мою сторону недоверчивый взгляд. Упёр руки в бока, позвякивая автомобильным брелоком.
— Всё что ли, Олесь? — его глаза чуть сузились, сканируя мою сгорбившуюся от неловкости фигуру. — Я тебе через весь город цветы вёз, а ты та-а-ак?! — он всё-таки усмехнулся, но как-то совсем недобро и холодно. — Детский сад какой-то…
Пожала плечами, отчего-то чувствуя себя ужасно виноватой перед… перед всеми — и перед Веркой, и перед ним, Адамом. Господи, у меня так скоро комплекс неоправданной вины разовьётся… Дался ему этот поцелуй! Лучше бы минет попросил, и то в данной ситуации легче прошло бы…
— Иди уже! — я попыталась улыбнуться, легко толкая его в плечо. — Никаких поцелуев…
— С чего это? — Адам перехватил моё запястье, на этот раз вполне серьёзно сводя густые брови к переносице. — М-м-м, Олесь?
— Про поцелуи мы тоже с Верой говорили, — я подняла на него глаза. — И я полностью согласна с тем, что целовать в губы можно только свою постоянную женщину…
— Чего?! — он, кажется, реально удивился. — И ты туда же?! Вы там в какую секту вступили обе, Олеся? Одна чушь какую-то несёт, вторая на подлёте… Умные что ли обе? — он на автомате тряхнул меня за руку, словно пытаясь вразумить и привести в чувство. — То есть когда мужик трахается на стороне, это для вас нормально, а когда целуется — это пиздец, крах отношений? Ты серьёзно?
Чёрт побери, от него слышать подобные нравоучения так же абсурдно, как рассуждать на эту тему с Веркой…
— Да не знаю я… — мне почему-то стало обидно за подругу. И за себя тоже… — И вообще, не тебе об этом говорить! Ты же трахаешься на стороне! И для тебя это нормально! Или ненормально…
— Да нихуя это ненормально, Олесь! — Адам почему-то вызверился только сильнее. — Но от того, целуемся мы тут или нет, нихрена не поменяется! Поздно искать способ выдать проёбанное за прекрасное! — он шумно выдохнул, раздувая ноздри. — Олеся, ну почему, мать твою, вы, бабы, такие дуры, а?! Это вечное желание оправдать всё, принести в жертву хоть какую-то, блядь, херню, чтобы казаться белой, сука, и пушистой… Нахуя? — он снова грубо дёрнул меня за руку, гневно сверкая глазами и стискивая челюсти. — Ты мне… член вылизывала, стонала, твою мать, пока кончала, а теперь — смотри-ка, от какого-то поцелуя со слезами на глазах отворачиваешься? — его зычный злой рык, кажется, давно разносился за пределы кабинета. — Ебать как благородно! Верке полегчает, если узнает, правда?
Шмыгнула носом, безбожно краснея и пытаясь высвободить руку из его хватки. Ненавижу его сейчас! Просто ненавижу…
— Да что ты на меня орёшь?! — я тоже повысила голос, раздражаясь на какую-то циничную правоту его слов. Мать вашу, а как было хорошо так думать: не целуешься — значит ничего серьёзного, всё поправимо, черта не пройдена… — Это не мои слова! Это какой-то психолог говорил…
— Психолог?! — Адам издевательски усмехнулся, с трудом сдерживая сверкавшую в глазах ненависть. — Психологов они смотрят, блядь… Охренеть…
— А вдруг он прав?! — вопрос получился таким отчаянным и полным надежды, что я почему-то даже не сомневалась в том, что собеседнику непременно захочется его опровергнуть…
Отвратительный момент. Мы поругались… И из-за чего?! Действительно ерунда ведь… Но сейчас мне так сильно хотелось из женской солидарности добавить гирю на чашу весов именно дружбы, что уступить просто не получалось.
— Да конечно прав, Олесь! Конечно! Главное — не целуйтесь! И мир станет чище и добрее!
Нестерпимо тянуло послать его прямиком к Верке со своими претензиями…