Приехав домой, Максим обнаружил, что дверь в квартиру заменена на металлическую и старые ключи к замку не подходят.
Первой была мысль: убью!
Потом он заставил себя успокоиться, сел на ступеньку лестницы и подумал: может, это к лучшему? Жена решила всё сама, зачем ей мешать? Надо лишь забрать свои вещи и уйти. Или попробовать всё же разрядить обстановку?
Он встал и нажал кнопку звонка.
–
Бытие
–
К обеду небо затянули черно-фиолетовые тучи, предвещавшие снегопад, стемнело. Зато резко проступила белизна заснеженной равнины, будто снег засветился изнутри. Чётче проступили на этом фоне тёмно-зелёная полоса близкого леса и серо-чёрные дома окраины Родомля.
Заигрался под вечер на Николу мороз,
Снег в лесу - не бывает белее.
В колдовскую страну неразгаданных грёз
Я вхожу удивлённо, робея…
Дороги замело, поэтому бабушке с внуком пришлось идти по бездорожью, по крепкому насту, хотя иногда наст не выдерживал и проваливался под ногами. Что, впрочем, не огорчало мальчика, живущего в предвкушении Нового года. Изредка бабушка сажала его на санки, и тогда он вообще чувствовал себя счастливым.
Вышли за околицу, пересекли поле, где летом паслось стадо деревенских коров. Лес приблизился, тихий, тёмный, загадочный. Бабушка обошла низинку, подвела внука к поросли молодых ёлок и сосен:
- Не замёрз, путешественник?
- Не-а…
- Выбирай, какая на тебя смотрит.
Арсик, раскрасневшийся от ходьбы и мороза, критическим взглядом прошёлся по лесным красавицам, протянул ручонку:
- Эту.
- Правильно, глаз у тебя верный, и я бы эту выбрала. Бабушка достала топорик, перекрестилась, срубила пушистую двухметровую сосенку, увязала и уложила на санки:
- Управиться бы до метели.
И они побрели назад к посёлку: полтора километра снежного царства, низкие тучи, белое пятно среди них - там, где находилось солнце, мороз, искрящийся наст, зима… Два дня до Нового года… праздник в душе…
Двое на снегу, бабушка и внук, прошлое и будущее, соединившееся в настоящем.
Как давно это было…
Арсений Васильевич посмотрел на часы: десятый час утра. Воскресенье, восемнадцатое января, можно и понежиться в постели, благо на работу не идти. Хотя привычка вставать рано уже разбудила организм, и сон вряд ли придёт как желанный гость. И так всегда: в обычный рабочий день страшно хочется спать, поднимаешься на автомате, а когда появляется возможность поспать лишние два-три часа, сон вдруг улетучивается, недовольно ворча, лежишь и ждёшь, когда воля заставит тебя встать.
Арсений Васильевич включил телевизор, прошёлся по каналам, послушал утренние новости, выключил. Полежал ещё немного, мечтая, что вот сейчас на кухне загремит посуда и голос жены позовёт его завтракать.
Тишина на кухне. Тишина во всей квартире. Никто не загремит посудой и никто не позовёт. А ведь было когда-то. В детстве звала бабушка (бабуля родная, как же мне тебя не хватает!) либо приносила горячие блины со сметаной или со шкварками прямо в постель:
– Поешь, сынок, пока с пылу с жару…
Потом ухаживала мама.
Потом жена.
Теперь никто. Дети не в счёт. Они появлялись в доме отца редко.
Арсений Васильевич снял трубку телефона, позвонил сыну в Муром. Ответили через несколько минут:
– Алё, у телефона…
Голос Гольцова-младшего, хриплый и невнятный, выдавал его состояние. Такое обычно называли характерным словечком «с бодуна».
– Разбудил? Извини.
– Пап, ты? Что случилось?
– Ты обещал позвонить, когда сходишь на встречу с нанимателем, но не позвонил, вот я и беспокоюсь. Что с работой? Устроился?
Пауза.
– Нет…
– Почему?
– Я не попал на приём…
Арсений Васильевич сжал зубы:
– Почему?
Ещё пауза.
– Опоздал…
– То есть проспал! И что дальше? Ты понимаешь, что так жить нельзя?!
– Я найду работу…
– Ты ищешь её уже полгода! Если совесть позволяет тебе так жить - живи. Я всё могу понять. Но принять - нет, потому что это неправильный образ жизни, иждивенческий.
– Тебя же кормили родители… - буркнул Кирилл.
– До восемнадцати лет, - согласился Арсений Васильевич. - А тебе сколько? Тридцать. Ты ведь не дурак, многое можешь, в компьютерах разбираешься, надо только захотеть. Поверь мне: это счастье - ни от кого не зависеть, зарабатывать на хлеб самостоятельно! Я был горд тем, что живу, не прося помощи, хотя на зарплату инженера не очень-то и развернёшься. Начни, и ты поймёшь.