– Отцу всех туркмен тоже не нравятся небритые мужики.
– Кому?
– Туркменбаши, Сапармурату Ниязову. Он недавно издал указ, запрещающий носить в Туркмении длинные волосы, усы и бороды. Указ действует даже в отношении гостей государства, так что тебе придётся укоротить волосы и бриться до зеркального блеска.
Максим хмыкнул:
– Ну, этому деятелю не впервые удивлять мир. Высочайшим повелением он запретил прослушивать музыку в автомобилях, а заодно балет и оперу, под тем предлогом, что «нормальным» туркменам эти виды искусства не нужны.
– Зато он сам пишет стихи.
– О да, кроме поэмы «Рухнамэ» издал ещё два сборника стихов и поэм, которые тотчас же подсуетившиеся чиновники ввели в обязательную школьную программу.
– Туркменский эквивалент брежневской «Малой земли».
– Или гитлеровского «Майн Кампфа». А как тебе налог на невест, который он ввёл на территории Туркмении? Плати в казну полста тысяч долларов и женись на понравившейся туркменке, ежели ты иностранец.
– Тебя это как-то задевает? - прищурилась Марина. - Уж не собрался ли ты жениться на туркменке?
Максим засмеялся:
– Ты же не туркменка?
– Ну и что?
– Я предпочёл бы жениться на тебе.
– «Бы»?
Максим посерьёзнел, испытующе заглянул в глаза собеседницы, ставшие вдруг печальными.
– Ты готова к серьёзному разговору?
Она покачала головой:
– Нет… я пошутила… не знаю… не спеши. Мне нравится встречаться с тобой, но… я не одна…
– Чепуха! Стеша будет мне как родная дочь!
– Я не одна, - повторила Марина упрямо, - и сама не знаю, чего хочу. Не торопи меня.
– Я и не тороплю.
– Спасибо, благородный идальго. - Она положила на его руку свою прохладную ладошку. - Не обижайся. Я знаю, что… - Глаза девушки вдруг остановились, лицо изменилось, она кого-то заметила.
Максим оглянулся.
К их столику подходили трое молодых людей, в том числе тот самый небритый смуглолицый парень в белом, что несколько минут назад хотел пригласить Марину на танец. Его спутниками были кряжистый белобрысый амбал с круглой короткостриженой головой и субтильного вида, высокий, худой, узкоплечий парень с шапкой рыжих вьющихся волос, бородатый и усатый. Не обращая внимания на Максима, он положил руку на плечо Марине:
– Пошли подвигаемся.
– Э-э, парни, - миролюбиво, но твёрдо сказал Максим, - дама не танцует.
– А ты не вякай, - наставил на него толстый палец белобрысый амбал. - Ты здесь ноль.
Максим посмотрел на Марину:
– Ты хочешь танцевать?
– Н-нет.
Максим точным движением пальца сбросил руку пышноволосого рыжего красавца с плеча девушки.
– Ребята, повторяю тихо-мирно: мы хотим поужинать и послушать музыку. Найдите тех, кто хочет танцевать, их много.
– Фил, убери таможню, - буркнул рыжеволосый; от него пахло смесью дорогого одеколона и пива. - Пошли, Марин, твой хахаль подождёт.
Белобрысый двинулся к Максиму, надавил мощной короткопалой дланью ему на плечо:
– Сидеть, крутой!
В ту же секунду палец Максима воткнулся ему в кадык. Максим сатанел, когда его принимали за лоха, и с удовольствием ставил зарвавшихся мордоворотов на место.
Парень икнул, схватился за горло, присел. Глаза его выпучились, налились кровью.
«Лицо кавказской национальности» в белом костюме попыталось ударить Максима в ухо, но майор уклонился, встал и тычком - тремя пальцами вместе - нашел живот смуглолицего, а вместе с животом - солнечное сплетение. Кавказец, или скорее армянин, охнул, согнулся пополам.
Максим взял за руку рыжеволосого красавца, слегка повернул в суставе так, что тот с тихим воплем сунулся носом в стол.
– Я же сказал, падаль, дама не танцует! Неужели вы не понимаете русский язык?
– Отпусти его, - прошептала Марина, глядя на Максима округлившимися глазами. - Это Вадим… мой муж… бывший.
Максим отпустил руку рыжеволосого:
– Извини, не знал. В отличие от Черчилля, я не люблю хамов и свиней. Парни, выход в другом конце зала. Вас проводить?
– М-мы… с-са… - просипел белобрысый, тяжело поднимаясь, сунул руку в боковой карман пиджака.
– Уходим, - бросил рыжеволосый, тряхнул волосами. - Мы ещё поговорим, Мариночка, я к тебе заеду на днях.
К столику уже спешили официант и охранник в чёрном костюме, но троица во главе с бывшим мужем Марины уже двинулась к выходу.
– Всё в порядке? - спросил охранник на всякий случай.