Арсений Васильевич больше слушал, чем говорил. Он читал доклад Комиссии по демографии Совета Европы, в котором говорилось о бедственном положении белой расы. На огромной территории от Рейкьявика до Москвы смертность белых людей превышала рождаемость. А на их место приходили афроазиаты, иранцы, турки, арабы, жители Кавказа и китайцы. По прогнозу экспертов Еврокомиссии, в две тысячи пятидесятом году даже на Трафальгарской площади и Даунинг-стрит в Лондоне перестанут попадаться светлые лица, останутся лишь выходцы из Юго-Восточной Азии. На Елисейских Полях в Париже будет слышна только арабская речь, дамы в хиджабах превратятся в законодательниц местной моды, турецкий язык в Германии признают государственным, орды голодных, злобных и вооружённых до зубов албанцев будут бродить по Риму, Россия же от Владивостока до Урала «пожелтеет», а от Урала до Калининграда заговорит с сильным кавказским акцентом. И Арсений Васильевич верил, что именно так и случится, если государственная власть не примет каких-либо действенных мер по пресечению процесса миграции. Впрочем, на государственную власть особой надежды как раз и не было.
– Всё, закрыли тему, - подвёл он итог мальчишнику. - Завтра будет завтра. Давайте будем жить в ладу со всеми, главное - не потерять совесть.
– Оптимист ты, Василич, - мрачно сказал Сергиенко. - Сейчас не сыщешь никого, кто жил бы по совести.
– А мы?
– Мы вчерашние. Мир изменился.
– Но нам-то меняться не резон, ведь так? - сказал мягко Толя Юревич. - Иначе зачем жить?
– Тут ты прав. Давайте ещё по рюмашечке. Выпили, закусили яблочком, пожелали друг другу удач и тёплого лета и разошлись.
Арсений Васильевич ещё какое-то время сортировал бумаги, рассовывал по ящикам вещи со стола, собирался.
Потом закрыл лабораторию и поехал домой. На душе было неспокойно. Интуиция подсказывала, что вчерашний инцидент в ресторане венчает целую цепочку негативных событий, и связано это было, вне всяких сомнений, с решимостью Гольцова не подчиняться Диспетчеру и клану «водителей», стоящих за его спиной.
Ночь прошла тихо, без тревог и волнений.
Рано утром Арсений Васильевич вышел из дома, огляделся, проверяя скорее внутренние ощущения, а не реальную обстановку.
Двор был пуст, народ ещё только-только собирался на работу, не спеша покидать квартиры. Лишь между мусорными баками застряла задумчивая спина какого-то раннего бомжа. И всё же Арсений Васильевич не сомневался, что за ним продолжают следить, уж слишком реально торчал в спине железный гвоздь чужого взгляда.
Чёрт с вами, следите! - угрюмо подумал он. Только не мешайте.
Взял билет, сел в электричку - одна спортивная сумка на плече - и поехал в Москву.
Завернул в гимназию, где работала дочь, поведал историю знакомства с Максимом, чем несказанно её удивил.
– Максим спас тебя?! - переспросила Марина, делая круглые глаза. - В Жуковском?!
– Ну да.
– А мне он ничего не сказал… и в Жуковский как будто не собирался… странно.
– Разберётесь. Где Стеша? - Разговор шёл в коридоре гимназии, напротив учительской.
– На уроке, разумеется.
– Позовёшь её на минутку? Хочу обнять внучку.
Марина заколебалась было, но встретила виновато-умоляющий взгляд отца и согласилась. Они поднялись на второй этаж здания, Марина поговорила с учительницей - шёл урок арифметики, и в коридор вышла Стеша. Обрадовалась, увидев Гольцова-старшего, кинулась к нему на шею:
– Деда! Ты приехал!
Он подхватил её на руки, прижал к себе, покружил, вдыхая чудесный запах волос девочки.
– Рад тебя видеть! Как дела?
– Хорошо, пятерку по литературе получила. Ты меня подождёшь?
– Нет, милая, в Муром еду, а вот на обратном пути обязательно у вас остановлюсь. В кино сходим, в кафешку или ресторанчик.
– В «Джон Булл»?
– Куда захочешь.
– Тогда ладно.
– Беги на урок, - сказала Марина. - Домашнее задание здесь будем делать, потом на теннис поедем.
– Хорошо, мамуль. - Стеша чмокнула деда в щёку, помахала ему рукой и убежала в класс.
Арсений Васильевич помахал ей в ответ, чувствуя исходящий от девочки поток бодрящей энергии: внучка действовала на него как глоток свежего воздуха.
– Значит, Максим был в Жуковском, - задумчиво повторила Марина, думая о своём; проводила отца до выхода. - Что он тебе ещё говорил?
– Что мне угрожает опасность, - криво улыбнулся Арсений Васильевич и тут же пожалел, что сказал это, увидев, как в глазах дочери вспыхнул огонёк тревоги, поспешил добавить: - Ерунда, ничто и никто мне не угрожает, ошибся твой Максим. В общем, ждите меня через пару дней. Поживу у Кирилла, организую ремонт и вернусь.