Возбуждение накрывало женщину с головой, которая царапала собственные татуировки, желая добавить острых ощущений в их короткие встречи; Менгеле с удовольствием бы натравила на неё своего питомца: наблюдать за тем, как даемит с чавкающим звуком прогрызал ей шею, желая размножиться в чужой грудной клетке – бесценное удовольствие; когда-нибудь она явно проведёт такой эксперимент, но позже: сейчас их дружба… Нет! Союз – удобен для дальнейших претворений планов в жизнь. Хотя Менгеле считала Блаватскую той ещё глупой овцой…
И, тем не менее, продолжала творить с её телом столь приятные Марианне фокусы.
Вошла двумя пальцами, медленно водя ими вперёд-назад, тем самым раздражая блондинку; Бутчересс знала, что ей хотелось большего, и она получит желаемое, но не сейчас, не тогда, когда перчатки впитали её соки, когда большой палец стал медленно надавливать на колечко ануса, но она сопротивлялась, не пускала. Продолжая двигаться в ней, постепенно набирая темп, Менгеле сняла маску свободной рукой: женщине не нравилось её лицо – каждый раз, видя себя в зеркале, Батори хотелось впечатать кулак в отражение, заставив свою ненависть расползтись трещинами по стеклянной поверхности. Однако многие называли её красивой, говорили, что она очаровательна – настоящая арийская фройлян, - но всё это – лишь пустышки, не значащие абсолютное ничего. Но сегодня, ради Марианны, она решилась сделать исключение.
Бутчересс наклонилась, нежно проведя языком по набрякшим складкам, пробуя её на вкус; Блаватская выгнулась, чуть не свалилась, но доктор уберегла её от падения, держа за бёдра, притягивая к себе. Менгеле умела доставлять удовольствие: человеческая психология – слишком хрупка и тонка; ей не стоило многих усилий изучить её, чтобы понять, как нужно действовать, чтобы получить столь нужное и желанное. Батори водила языком умело: круговыми и точечными движениями, посасывала клитор, вбирая его в рот, оглаживала влажные складки, целовала гладкий лобок под стоны «не-любовницы» - врачебная этика, лишь проверка состояния измождённой пациентки.
Блаватская щипала себя за соски, дышала тяжело и часто, сжимала в себе пальцы Бутчересс, но оторопела, когда та неожиданно прекратила её сладостные истязания, не дав закончиться начатому по правильному сценарию, который они отыгрывали раз за разом. Бутчересс нравилось видеть её такой: напуганным крольчонком, которая ожидала то ли острого тесака, то ли сочного лакомства, в виде морковки… Почти что последнее сегодня будет у Марианны.
Точнее: в ней.
- Что… ты… задумала? – сквозь короткие выдохи поинтересовалась жрица, но доктор не стала одаривать её ответом.
Она взяла маленький продолговатый кристалл, всего в несколько сантиметров длиной, а затем осторожно ввела его в женщину, медленно, распаляя; Блаватская вскрикнула от неожиданности, от новой волны безумного удовольствия, напряглась, но быстро расслабилась.
- Ты хотела силу? Ты получишь её.
И протолкнула камешек языком дальше, скрывая его в налипших складках. Снова подключила пальцы, не давая Блаватской сопротивляться. А она и не думала: подмахивала, просила большего, насаживалась сама, пока в какой-то момент не достигла своей точки наслаждения: вскрикнула до хрипоты в голосе, обмякая, чуть снова не упав со стола, но Менгеле, резко встав, удержала её в объятиях, подарив напоследок долгожданный поцелуй. Блаватской, может, и понравилось, а вот Бутчересс хотелось прополоскать рот – порыв минутной слабости, не более.
Женщина дрожала; значит, всё прошло по плану.
- На приём через два дня, - хитро прищурилась доктор, поправляя бельё Марианны; кристалл Нахтзонне остался внутри – пусть будет их маленький секрет.
- А… А завтра?.. – пыталась отдышаться Блаватская.
- А завтра я занята, - и чмокнула женщину в щёку, отходя. – Собирайтесь, Марианна. Вы свободны.
- Да… Конечно…
Бутчересс прошла к раковине, снимая и выкидывая в урну перчатки. Она не обращала на Блаватскую никакого внимания, лишь спустя секунду услышав, как хлопнула входная дверь, а ключ снова торчал в скважине – будто ничего и не произошло только что. Что же, эксперимент прошёл успешно, теперь бы узнать, как может повлиять мутация кристалла Нахтзонне на человека… Батори будет очень ждать Марианну для дальнейших исследований, к тому же жрица Третьего Рейха ей оказалась должна.
Дочери Йозефа Менгеле тоже иногда хотелось простого человеческого грязного удовольствия.
Следующая встреча будет для них особенной.
========== -30- ==========
- Что-то в вас изменилось, щенки, - Хельга фон Булоу скрестила руки на груди, прищурилась, наблюдая за бывшими сиамскими близнецами.
Братья Кригеры уже давно привыкли к незапланированным визитам штандартенфюрера, зачастившей к ним в последнее время особенно сильно. Симон подавил смех в кулаке, перекатывая определённые мысли, а Зигмунд телепатически послал его в одно известные место; они делали вид, что заполняли документы, совершенно незаинтересованные любопытной женщиной, которой явно наскучила бумажная волокита в замке Вольфенштейн – хоть бы прогулялась до Вульфбурга, подышала свежим воздухом, наткнулась бы на одичавшего древнего вампира… Младший немец сжал кулак, чувствуя, как перо уже выводило не каллиграфические буквы на листке бумаги, а треугольный забор - Хедрокс не жаловал жирное мясо, а Хельга – состояла сплошь из сала. Неаппетитная дамочка, а ещё и фрау… Она стояла в дверном проёме, недовольно притоптывая ног, а за ней раздражающе – для неё – тикали часы; Кригеры отсчитывали время: сколько она тут находилась – минуту, две, десять, полчаса?.. Счёт за заполнением отчётов был потерян.
- Я с вас глаза не спущу! – продолжала она тянуть; фон Булоу, верно, исправит только могила… или Марианна Блаватская, но жрица Третьего Рейха выехала вместе с Юргеном Вульфом и Минс в Айзенштадт ещё утром, и милой пышной фрау просто нечего делать. А скандалить она очень любила. – Я доложу обо всём рейхсфюреру Генриху Гиммлеру о вас!
Женщина чуть не подавилась от возмущения, когда стул под Симоном Кригером скрипнул, и немец, не обращавший внимания на штандартенфюрера, прошёл к шкафчику, убирая туда одну из многочисленных папок и забирая с собой другую – нужно заполнить сегодня все дела, как они обещали геггинггруппенфюреру перед отъездом. Зигмунд ненарочно зевнул, ловя на себе недовольный взгляд фрау фон Булоу: обладай она силой демона Белиара или Генриха I Птицелова, то испепелила бы их раздувающейся с каждой секундой ненавистью. Она была как пороховая бочка: одно слова – и прогремит взрыв во всём замке Вольфенштейн, а огненная волна прокатится до самого Гауштадта. Старший Кригер размял шею, развалившись в кресле, и выпустил из рук перо, а затем посмотрел на Хельгу, которая улыбнулась краешками губ – дождалась, когда к ней обратятся хотя бы зрительно.
- Что вам нужно, фрау фон Булоу?
- Я!.. – она уже хотела возмутиться, ведь ненавистные братья-близнецы снова назвали её «фройлян», но прикусила язык, ведь Зигмунд за долгое время обратился к ней верно. – Да вы!.. Да чтоб вас!..
- Не томите, фрау, - повернулся к ней Симон, раскладывая на столе папки. – Вы отвлекаете нас от работы, Хельга. Герр Вульф нас по головке не погладит, если мы не закончим вовремя.
- Вы что-то скрываете, - сквозь зубы процедила она, надвигаясь танком; тучная, напыщенная, озлобленная – женщина словно заполнила собой весь маленький душный кабинет, - и я выясню это, даже если мне придётся прибегнуть к крайним мерам! Я же вижу, идиоты, что в вас что-то поменялось!
- О, вы обратили внимание на нашу утончённость, - младший Кригер гордо выпятил грудь, - мы польщены, фрау фон Булоу, ведь…
- …Так мало ценят настоящих мужчин в нашей текущей ситуации…
- …Тем более благородных арийских кровей…
- Хватит разыгрывать комедию! – Зигмунд умилялся её попыткам казаться такой важной персоной: думал, что если помахать перед ней тряпкой алого плаща, то она начнёт пускать пар из носа, а сама покраснеет и лопнет, как перезрелая тыква. – Вы, ублюдки, считаете себя слишком умными! Ты! – она указала пальцем на Кригера-старшего, и мужчина широко улыбнулся. – Ты вообще тот ещё говнюк! Я тебя насквозь вижу, кусок ты ослиного дерьма!