… Ивана похоронили тихо на Завидовском погосте. Кроме немногочисленных родственников заботы о похоронах взял на себя Шнайдер, непонятно для чего оказавшийся в этих краях.
Начинающие рано в этом году желтеть листья, голубое небо, пожухлая трава и дубовый крест с маленьким просветом между двумя датами на табличке, вот и все, все…. портрет с траурной ленточкой и воткнутая в рюмку с солью, быстро догоревшая свеча, чуть-чуть закоптившая белый потолок.
Глава 11
— Ты совсем спятил, — бесновался в трубке писклявый женский голос. Что ты о себе возомнил Шнайдер? Какого черта ты еще там? Где флешка? Может ты решил все провернуть без меня? Не выйдет. Слышишь меня? Я тебя из-под земли достану и туда же зарою. Ты меня понял?
Не очень-то и страшно, подумал, но не сказал Шнайдер и нажал отбой. В действительности у него что-то не получалось. Гришка умер не так, как предполагалось, часы с его флешкой пропали… У Ивана часы Гришкины нашел, а флешки нет, да и Ивана нет. Ни у кого, ни чего не спросишь…. Оксана?…. Оксана, похоже, вообще ничего не знает. Егерь?… сомнительно…. сомнительно, что бы Палвывчев отдал флешку первому встречному. Где? Где ты Гриша ее заховал? Где искать? Шнайдер чувствовал, что надежды начинают рушиться как карточный домик. Еще недавно он представлял себе все очень просто, а сегодня начал путаться и ругать себя, что связался с этой дурой. Может…. может тряхнуть хорошенько этого Робиндроната?… хотя здесь мы и так наследили. Он протянул руку и машинально взял с полки первую попавшуюся книгу и открыл наугад. Со страницы вспорхнув бабочкой, полетела на пол закладка. Шнайдер не обратил на нее внимание. Перелиснул страницу и прочитал: "…Что это? Кончено?…"
— Кончено, так кончено, — поставил томик на место и посмотрел на пол. У его ног лежала сложенная пополам пятидесятирублевка. — Кучеряво ты жил Ваня с такими закладками или от Оксаны прятал? — Шнайдер пошленько усмехнулся. — Вот так и флешка, черт ее дери. Лежит где-то, а как найти?….
Последние несколько дней Михаилу стало казаться, что он здесь не один, что есть еще кто-то, тот, кто интересуется Палвывчевской темой…. хотя может это просто нервы…. но предчувствие раньше его, ни когда не обманывало. Было ощущение, что кто-то за ним следит, и он спиной чувствовал этот пристальный, пугающий взгляд. Взгляд, который пугал его в институтских стенах, тот который проникал через любую преграду и безнаказанно заглядывал в души и умы людей. Взгляд который на генетическом уровне помнит вся страна, но иногда забывает, забывает лишь только для того что бы потом вспомнить и еще больше испугаться…
В институтских коридорах Мишку Шнайдера знали все. Он носом чуял все гулянки и посиделки. Первым заводил знакомства, травил анекдоты и сам же над ними смеялся, заражая смехом окружающих. Там, где собиралось больше трех, там обязательно появлялся Шнайдер. Комсомол — Шнайдер, репетиция студклуба — он же. Так было до четвертого курса, когда в один из апрельских дней его пригласили в деканат, но разговаривал с ним не декан….
— Проходите Михаил Соломонович. Присаживайтесь. Меня зовут Николай Иванович. Я хотел бы с вами побеседовать.
Беседа с Николаем Ивановичем затянулась. Он знал о Мишке все. Говорил медленно, растягивая слова, но так, что они одно за другим укладывались в сознании, создавая огромную стену, которая навсегда отгородит Михаила Шнайдера от его сверстников.
— Значит, наукой интересуетесь. Это хо-ро-шо. Наука Михаил, можно я вас так буду называть? Не возражаете? Михаил кивнул. — Ну и отлично. Наука Михаил — это наше великое оружие в борьбе… Ну, это к слову, а вообще-то у меня к вам небольшая просьба. Хотелось бы вас попросить о некоторой услуге. — Николай Иванович замолчал и внимательно посмотрел в глаза Михаила. — Вы не могли бы встречаться со мной, ну скажем раз или два в неделю? Нет, нет, не пугайтесь — опередив Шнайдера, проговорил и успокаивающе похлопал его по плечу Николай Иванович. — Ничего особенного. Просто мы хотим знать, чем дышит современная молодежь и быть так, сказать в ку-р-се. Вы меня понимаете? Да и вам это только на пользу. Вы скоро заканчиваете обучение и наверняка подумываете о будущем. Так, что я с уверенностью могу вам сказать, что тех, кто нам помо-га-ет, мы не бросаем и вполне вероятно, что перед вами могут открыться в будущем, весьма широкие перспективы. Но это как вы, наверное, понимаете, будет целиком зависеть только от вас.
Михаил тупо смотрел в пол, боясь пошевелиться. Он четко понимал, что влип и ему теперь не открутиться. Отказаться?… Можно отказаться….но…тогда ему вспомнят все….. и прощай медицина…
— Я не знаю, смогу ли? Я…
— Сможешь Миша, сможешь, но предупреждаю, что шуток мы не любим. Естественно разговор наш должен остаться между нами, ну, а понадобишься, я тебя сам найду. Договорились? — и он протянул Михаилу на прощание, маленькую, но очень крепкую руку.
Оставшиеся два институтских года, как и обещал Николай Иванович, Мишка Шнайдер провел под присмотром. Как правило, один раз в неделю он приходил и рассказывал все, что знает и о чем только слышал. Николай Иванович внимательно слушал, задавал вопросы и только иногда что-то записывал. Шнайдера это не напрягало, но его веселость и бесшабашность исчезли, как и анекдоты, которые он раньше с упоением травил в курилке. Он остепенился и теперь как-то свысока посматривал на своих беззаботных сверстников. Он без задёва окончил медицинский и о нем не забыли, пристроив в одно из НИИ, в группу молодых ученых занимающихся изучением…, а вот это как раз было закрыто семью печатями, колючей проволокой и автоматчиками на вышках, стоящих по периметру. Как очень быстро понял Шнайдер — биология, медицина и фармакология — тоже могут быть страшным оружием и порой, более эффективным, чем пушки и ракеты.
Работая на "благо", Шнайдер мало задавался философскими вопросами. Была цель, и он к ней шел. Шел по головам, не выбирая пути. Шел туда, куда показывали старшие товарищи из "комитета", где он давно уже был штатным сотрудником. Его сфера интересов со временем сузилась, и через несколько лет, он сам уже курировал небольшой участок разработок в области создания психогенного оружия. Так бы и продолжалось, если бы не пресловутая перестройка, когда начало сыпаться все…. Не устояло и НИИ…. Мишка мыкался, искал работу, но кому он был нужен. Вот в это время он вновь и встретился с Палвывчевым…. Встретился, не подозревая, что все так обернется. В НИИ он работал как раз в лаборатории у Григория, хотя Палвывчев и пришел в институт на много позднее Шнайдера, но имел на плечах пагоны, за плечами военный опыт и два года Афганистана…. После развала НИИ Григорий тоже остался не у дел, но все же выплыл, работал на скорой помощи, а потом организовал свою небольшую клинику. Вот в эту клинику он и пригласил Шнайдера, намекнув на новую, интересную работу…..
В принципе работать Шнайдер любил, многие его считали весьма толковым специалистом. Правда, у него было одно маленькое но. Михаил был крайне завистлив. Зависть к чужим успехам его просто съедала. Конечно, он не выставлял ее напоказ, но вечное желание примазаться к чужой славе, у него было не отнять.
Клиника Григория набирала обороты, чему не мало способствовал созданный Палвывчевым препарат и умение Шнайдера торговать. Даже когда у Ларисы и Шнайдера закрутился роман, Григорий не рискнул расстаться с Михаилом, но на всякий случай работу по исследованиям и разработке новых препаратов перенес из Питера в Нижний, подальше от любопытных глаз Шнайдера и Ларисы.
Отношения с Ларисой развалились уже давно, но по инерции они еще иногда пытались производить вид добропорядочной семейной пары, прекрасно понимая, что все уже кончено и прежнего уже не восстановить. Единственно кто реально страдал от всей этой семейной неразберихи, так это Виктория, но и здесь Палвывчев нашел решение, отправив дочь на учебу в Нижний, а когда она получила диплом, оставил ее работать в своем нижегородском отделении. Кстати говоря, врач из Виктории получился не плохой, но Григорий не очень-то спешил посвящать ее в свои научные дела, словно оберегая ее от чего-то. Последний год он вообще вел себя крайне странно. Приезжая в Нижний, Григорий, на несколько дней закрывался в лаборатории. Что творилось за ее дверью, не знал ни кто. Только однажды перед отъездом к Ивану, Григорий сам пригласил Викторию в святая-святых.