— Извини, пришлось немного поиграть.
Я только кивнула. Мол, да, я и так поняла, в чем дело. И после этого откинулась на сиденье, практически положив голову на подголовник. Рик включил музыку — тихую, какую-то классику, и я отметила, что едем мы куда-то относительно далеко. Мимо проносилась та дорога, по которой мы сюда въезжали, пригородные домики, деревья, и все это как-то успокаивало. Можно было поверить в то, что мы возвращаемся домой и никогда больше не увидим этот безумный городок и его обитателей. Но — нет. На ближайшем перекрестке Рик не поехал прямо, как сделал бы, если б мои мечты сбылись, а повернул налево, под приметный, но почему-то ярко-красный указатель.
— Нам туда, — произнес он, поясняя очевидное. — Еще миль сорок, не больше, тебе не должно стать плохо.
Я снова кивнула. Говорить в автомобиле было тяжело. Забавно, но, когда мы ехали сюда, его такие мелочи особо не волновали. Женщина достойна сочувствия, только когда привыкаешь видеть ее привлекательной? Или конкретно я? Что изменилось? Н-да, кажется, я слишком много думаю.
Пока мы ехали дальше, я машинально поглаживала мягкую кожу сиденья, и видела, как мы въезжаем в другой похожий городок, только поменьше и не стремящийся выглядеть привлекательно для туристов. Не отели на въезде, а жилые дома и небольшие торговые центры, похожие на домики для продавцов всякой всячины, не яркие цвета и избыток зелени, а приглушенные и аккуратно подстриженные кусты и газоны. Тихое, пасторальное местечко. Из «туристических» благ только подземная парковка, расположенная достаточно близко к кучке торговых центров. Туда-то Алаверо и поехал. Я не спрашивала, что он здесь забыл и почему именно здесь, справедливо полагая, что и так об этом узнаю.
На парковке еще было пусто, только пара «семейных» джипов стояла рядом, да непонятная красная машинка, напоминающая жука. В авто я разбиралась слабо, а эмблему марки разглядеть было сложно, поскольку машина стояла на противоположном от нас конце парковки. Рик окинул машинку изучающим взглядом, хмыкнул каким-то своим мыслям, и только после этого, наконец, соизволил выйти из автомобиля. Даже открыл мне дверцу, и помог выбраться, хотя я не ожидала этого и не просила. Но и отказываться не стала, оперевшись на его руку при выходе. Так было удобнее.
Только коснувшись его руки, я осознала, что замерзла, хотя и не поняла, с чего вдруг. Погода стояла летняя, в машине Рик кондиционер не включал, но отчего-то меня знобило, и по коже бегали мурашки.
Странное чувство, неприятное. Как предчувствие чего-то, хоть я и никогда не верила в нечто подобное. Я встряхнула головой, отгоняя от себя всю эту неуместную мистику. Рик моих метаний вообще не заметил, только помог поправить одежду, попутно, кажется, слегка облапав. Его манера показывать мне свой интерес, если это было именно оно, утомляла. Неужели нельзя как-то словами это все донести? Впрочем, возможно, показалось. Уж ему-то точно незачем оказывать внимание мне, у него, как мы вернемся, будет любая. Наверное, как и тогда, в номере, просто нет более подходящих кандидатур под рукой.
От этих мыслей я тоже постаралась отмахнуться, причем снова так, что Алаверо ничего не заметил. Он вел меня в один из торговых центров, наиболее пафосный на вид, и, судя по всему, думал о чем-то своем, хотя вслух ничего не говорил. Только слегка жевал нижнюю губу, не замечая этого. Интересно, это его та машина погрузила в такое состояние? И если да, то кому она принадлежала? Наверняка какой-то хорошо ему знакомой женщине, благо, таких очень много. Эх…
Когда мы вошли в здание центра, охрана кивнула Рику. Его тут явно давно знали, или, как минимум, видели больше одного раза и почему-то запомнили. Может, он просто оставил здесь неприличную сумму денег когда-то? Хотя, при всем его лоске, я никогда не замечала склонности к бессмысленному транжирству. Я бы и про деньги не знала, если бы мы не поссорились, и я не начала выяснять о нем общедоступную информацию в свое время. Значит, не из-за денег его тут узнают, если только он не хотел сознательно пустить пыль в глаза. Что толку гадать? Скорее всего, сейчас узнаю.
Все это время я следовала за ним, и вскоре мы поднялись к большим автоматически отъезжающим при появлении посетителей стеклянным дверям. Народу и в самом деле пока было немного, так, две семейные пары — скорее всего, из тех джипов, — да несколько зевающих одиночек, пришедших позавтракать, и подождать тех, с кем будут закупаться всякой всячиной.
Мы не разговаривали с Алаверо, я просто шла за ним и оглядывалась по сторонам. Я видела огромное количество магазинов, как тех, в которых закупалась сама, так и слишком для меня дорогих и пафосных. Таких, куда меня в одиночестве и не пустила бы, скорее всего. Охрана приняла бы за воровку.
В детстве я действительно иногда из них воровала: хотелось что-нибудь свое и красивое, а купить не представлялось возможным, но сейчас мне это было просто не нужно. Я никогда не была клептоманкой, а воровала только потому, что между «украсть или сдохнуть» любой выберет украсть. Хотя деньги в этом плане были удобнее, да и их мне частенько отдавали сами сердобольные женщины или мужчины, рассчитывающие на экстремально молодую любовницу.
Вспоминается, как я, одиннадцатилетняя девочка, два года выживавшая на улицах, пришла к Джеффу в спальню и заявила:
— Ты конечно мой опекун теперь, все дела, но я все равно не буду с тобой спать. Я за это камнями по башке била!
Помню шок и недоумение матерого копа, когда я это заявила. Забавно, он ведь сталкивался с тем, что из детей делала улица, но почему-то не мог предположить, что и его будут подозревать в подобном.
Помню, как однажды решила, будто он мне врет и избавится, если я сделаю что-то не так, и устроила ему что-то вроде проверки. Нашла его любимую вазу, и грохнула ее об пол. Прямо при нем. И спросила:
— Теперь ты меня вернешь обратно на улицу, да? Все вы, добренькие, на самом деле такие.
А Джефф даже не обратил на нее толком внимания. Только спросил:
— И зачем ты это сделала? Если тебя что-то злит, можно бить грушу. В отличие от вазы, она специально для этого и висит.
И начал учить меня бороться с агрессией. Я так растерялась, что забыла, с чего это все вообще началось. У него много было проблем со мной, но самое начало… он как будто знал, как устанавливать контакт с трудными подростками. Хотя, возможно и знал, у копов есть подобная подготовка. Но я никогда не спрашивала, так ли это. Просто уже через четыре года я считала его отцом, и била в челюсть с ноги всякого, кто пытался намекнуть, будто это не так, или между нами есть какие-то другие отношения.
Хотя меня очень долго удивляло, что это так. Был даже период, когда я сама лезла к нему в постель, и обижалась, что он меня не хочет. Как он умудрился донести до меня светлую мысль, что он любит по-другому, я даже не помню. Но он смог. И смог стать мне по-настоящему близким человеком.
Я даже вздохнула, осознав, что внезапная ассоциация с прошлым заставила меня скучать по шефу. Надо собраться. В конце концов, мы здесь со вполне определенной целью, пусть и идем к ней окольными путями.
А мы, тем временем, подошли к очередному магазину, но на сей раз настолько больному дороговизной, что мне захотелось отступить на шаг, и ни за что даже не пытаться туда войти. Но Рик был беспощаден, и потянул меня за собой.
Когда мы вошли, то я обнаружила не только ряды явно крайне недешевой одежды, но и трех девушек. Двух, помладше, с сантиметрами в руках, и одну, постарше, с высокой прической, в длинном облегающем синем платье, и больше всего напоминающую мачеху Золушки из мультфильма, даже выражение лица у нее было такое же: презрительно поджатые губы, сощуренные глаза. Она смотрела прямо перед собой с высоко вздернутым подбородком и отдавала девушкам отрывистые команды. Кроме нее, ее помощниц, и нас, в магазине никого не было.
Впрочем, как только женщина обернулась и увидела Алаверо, она тут же широко улыбнулась и что-то быстро-быстро заговорила на французском, крайне веселым голосом, и не обращая никакого внимания на меня. Я почувствовала себя ходячим приложением к Эрику Алаверо, и поняла, что вся эта затея мне уже не нравится, прям начиная с этого магазина, этой женщины, и ее помощниц, которые тоже не спешили подойти ко мне.