— Если ты еще раз назовешь меня «Берти» я откручу тебе голову! Буквально! — вдруг взорвался он, повышая голос. Я тихо хихикнула. Надо будет тоже его так назвать.
А О’Дэйли снова заговорил:
— Да, психанул. Достала. Убеди свою блондинистую подружку держать язык за зубами, будь любезна. Мне не нужны здесь федералы, хватает этих горе-наемничков.
Он говорил с женщиной. Скорее всего — из тех, кого здесь не было. И про сокрытие мэром убийств знала какая-то блондинка. Интересно. Вряд ли я узнаю, о ком идет речь, но информацию точно стоит передать Рику, пусть будет готов ко всему. Тем более, что и нам внимание журналистов совершенно ни к чему. А эти пронырливые ребята обычно первыми выясняют, кто и чем занимается. Как бы «занимающиеся» ни скрывались.
Мэр выключил телефон, и я, стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, двинулась от окна к очередной картине, надеясь подслушать еще что-нибудь столь же интересное. Но прежде чем я успела это сделать, раздался громкий звон, словно что-то разбилось. И, кажется, на втором этаже. До того, как нам успели рассказать, на что конкретно уйдут пожертвования. Что происходит?
Глава 14
Вместе со всеми, кто был привлечен звоном, я поспешила на второй этаж. Хозяин особняка еще не подошел, а рабам никто не дал указаний, так что нас никто не остановил.
К моему удивлению, ничего особенного не произошло. Просто большое зеркало, стоявшее в коридоре на втором этаже, разлетелось на мелкие осколки. Рядом с ним дородная рабыня-негритянка причитала в голос, чуть не плача:
— Горе мне, горе, нечистый разбил зеркало, горе нашей семье, горе хозяевам!
От зеркала осталась одна золоченая рама в завитушках, да пара крупных осколков, которые в ней застряли. Все остальное было под ногами рабыни, и она ходила по этому босиком. Мне стало не по себе, даже слегка замутило. И она не кричала! Как будто совсем не чувствовала боли!
Кто-то из гостей поднял шум, и начал орать, что грязная рабыня ведет себя неадекватно, и ее надо продать в богадельню за бесценок. Я поморщилась. Южан видно сразу. Но не успела я кинуться к женщине, размазывающей слезы по полным щекам, как из-за спин собравшейся толпы показался хозяин дома, холеный молодой мужчина, к которому не получалось присмотреться, из-за того, что он все время вертел головой и размахивал руками.
Негритянке он довольно тихо прошептал:
— Тихо, Матушка Роуз, все хорошо. Никто нас не тронет. Мальчишки уберут осколки, иди на кухню, а то пирог сгорит.
Она вяло покивала, надела оставленные здесь же домашние тапки, и убрела вниз, благо, удивленная толпа перед ней расступилась, пропуская ее на первый этаж. Я отметила, что хозяин говорил с ней, как с любимой лошадью, и поморщилась. Когда люди поймут, что покупка и продажа других людей — абсурд, который должен исчезнуть? После проигрыша Севера, наверное, этого может и никогда не произойти. Он даже раненые ноги ей не перевязал!
Я слегка тряхнула головой. Хозяин же лучезарно нам улыбнулся, и произнес:
— Прошу простить за это маленькое недоразумение. Пожалуйста, спускайтесь обратно. Я скоро подойду.
И все любопытствующие гости, включая меня, покивали в ответ, пристыженно пробормотали «ничего страшного» на все лады, и вернулись обратно на первый этаж, к столикам. Магия голоса какая-то. Я ведь собиралась спросить его, почему его рабыня уверена, будто разбившееся зеркало как-то связано со сверхъестественными силами?
Хотела бы я уметь парой фраз включать у людей нужные мне эмоции. Хотя, наверное, поэтому он и находится в этом доме, может проводить огромные мероприятия и открывать приюты, а я изображаю наживку для маньяка, хорошенько накрасившись. Н-да.
Алаверо оказался шустрее меня и занял наш прежний столик, так что я поспешила к нему. Мероприятие скоро начнется, и был шанс, что в процессе кто-то себя выдаст.
Меня не слишком интересовало, что конкретно скажет хозяин вечера, но я решила к нему присмотреться. Особенно после этой… ситуации. Раз уж у него есть такой приличный загородный дом, значит, он не последний человек в городе. И О’Дэйли тоже здесь. Маньяк убивал либо туристов, либо тех, кто был как-то связан с мэром, насколько я могу судить, и поэтому любой такой человек нуждался в пристальном внимании.
Я встала практически на другом конце большого зала, заставленного круглыми столиками на две персоны, а он — успел прийти на трибуну, возвышаясь над всеми гостями вечера, среди которых я находила взглядом не так уж и много знакомых лиц. И благодаря этому я могла внимательно его осмотреть, что не удалось мне наверху.
Молодой мужчина, лет тридцати пяти на вид, он обладал странной внешностью: и привлекательной, и невзрачной одновременно. Когда я всматривалась в его лицо, он казался мне красивым, чем-то похожим на Алаверо, с «породистым» лицом, но стоило мне отвернуться, и я толком не могла вспомнить, как он выглядит. Только то, что его карие глаза как будто немного отливают красным, а короткие волосы довольно приятного золотистого оттенка каштанового. Но вот черты лица… они очень быстро ускользали из памяти, как будто я не смотрела на него буквально несколько секунд назад.
К тому же, у меня начала болеть голова. Это, конечно, вряд ли было связано с ним, но несколько осложняло все участие в мероприятии. Может быть, потому я и не могла запомнить, как этот тип выглядит? Я успела вовремя остановиться, и не начать массировать виски: сложная прическа, которую держал сейчас лак, могла от этого испортиться, да и вездесущим тональным средством пачкать руки не стоило. Ненавижу косметику. Я глубоко вздохнула, и сосредоточилась на тех деталях, которые не вызывали у меня головную боль.
В частности, одет он был в простой, но явно недешевый коричневый костюм из хорошей ткани, на лацкане пиджака я заметила брошь с бриллиантом приличного размера. Из какого металла сделана сама вещица я разглядеть не смогла, но почему-то не сомневалась, что это белое золото. Больше на нем не было никаких украшений, даже галстука, но, если продать одну эту брошь, мне бы хватило денег на год, не меньше. Так что пустить пыль в глаза у него получилось. Мне даже показалось, что взгляды большинства присутствующих прикованы именно к этой дорогой безделушке, а вовсе не к самому лектору. Может, он на это и рассчитывал?
Говорить он начал не сразу. Сначала обвел всех в помещении каким-то нечитаемым взглядом, от которого стало слегка не по себе, и представился:
— Позвольте представиться, дамы и господа. Я — Рэй Виоло, и мы собрались здесь по случаю открытия Приюта имени Бертрана О’Дэйли, и каждый из вас так или иначе поучаствовал в этом богоугодном и полезном деле. Я — временный куратор данного проекта, и я расскажу вам, как будет проходить адаптация воспитанников к новым условиям, как их будут содержать, и, самое главное, находить. Помимо меня выступит так же шеф полиции мистер Андерсен, и еще несколько человек, ответственных за благополучие и дисциплину будущих воспитанников. С полным списком выступающих вы можете ознакомиться на обороте своего приглашения.
Голос у него был приятный, среднего тембра и как будто обволакивающий. Мне даже захотелось подремать под слова этого Виоло. Я, конечно, встряхнулась и не стала этого делать, но странный эффект все же отметила. Как-то он на меня не вполне адекватно влияет. Хуже, чем Алаверо.
Эта мысль слегка отрезвила, и я подошла ближе к Рику. Что там будет с приютом меня не особенно интересовало: они все одинаковы, если верить моим друзьям детства, и не несут беспризорникам ничего хорошего, как бы себя ни успокаивали взрослые. Но помешать открытию «богоугодного» заведения я все равно не могла, так что оставалось только абстрагироваться и не думать об этом. Не вспоминать.