Если не считать им какой-то шелест на задворках сознания, который мозг упрямо складывал в слова «пока еще — да». Но это, скорее всего, последствия изоляции и пыток. Проще говоря, крыша пытается уехать. Вдруг подумалось: будет очень обидно если меня спасут, когда я уже сойду с ума. Хотя, не будет, я же не осознаю, что это случилось.
Глупые мысли. Джефф говорил, что я не годна к этой работе и мне надо выбрать что-то менее опасное, но я же упрямая. Я не послушалась. Я приложила максимум усилий, чтобы получить его одобрение и стать частью его команды. Хотя, посмотрим правде в глаза, в само сообщество «Талиона» меня так и не приняли. Я не знала коллег близко, не общалась с ними после работы. Как ни смешно, но больше всего со мной контактировал Алаверо. Даже тогда, в начале. И слухам обо мне, что он распространял тогда, поверили моментально. И никто из знавшей правду «старой гвардии» не попытался меня оправдать.
Помнится, это было одним из аргументов Джеффри. Мне тогда было семнадцать, и я впервые озвучила, что хочу у него работать. Он сидел и читал в гостиной, уткнувшись носом в свои бумаги. Я — как всегда, в черных брюках и мешкообразной толстовке, но глаза ярко подведены черным. Вхожу в комнату и невзначай сообщаю:
— Хотела бы я ловить всяких подонков, как ты. Меньше подонков — чище улицы!
Он тогда поднял взгляд из-под очков, и как-то устало ответил:
— И больше шансов не дожить даже до тридцати. Или, что хуже, стать инвалидкой, навсегда потеряв какую-нибудь из «неважных» функций организма. Зрение, например.
— Но ты ведь жив! — возразила я тогда, даже топнув ногой. — И не инвалид никакой. А если бы ты не был полицейским, ты бы меня никогда не нашел. И неизвестно, что бы со мной было, ты сам так говорил.
— Все так, — согласился он как-то грустно. — Но какой ценой?
Тогда я не поняла, о чем он говорит и спустила все на тормозах, решив, что он просто меня запугивает. Да что там… я так думала очень долго. Наверное, даже после того, как он допустил меня к первым заданиям. В какой-то степени, возможно, я так думала вплоть до этого подвала. Если бы меня здесь не было — Роуз уже была бы мертва. Безоговорочно. Но какой ценой я оттягиваю ее смерть? А тогда слова Джеффа просто влетели в одно ухо и вылетели в другое. Всего лишь.
Помню, мне было девятнадцать, когда он устал терпеть попытки пролезть в офис, который он снял для агентства, нашел меня — я тогда уже жила в отдельной небольшой квартирке, которую он для меня снимал, «приучаться к самостоятельности» (не помогло, мой кулинарный максимум так и остался на стадии «разогреть лазанью в микроволновке») — и поставил ультиматум:
— Ты все еще хочешь работать у меня, да, Миа? — спросил он прямо с порога, не раздеваясь и не проходя хотя бы в маленькую гостиную, где я как раз что-то читала. Благо, он хорошо умел управлять голосом, и его было хорошо слышно.
Я вышла к нему — еще немного сонная, в пижаме, мыслями вся в книге. И твердо ответила:
— Ну разумеется!
— Тогда ты должна закончить юридический колледж. С отличием. Без пропусков. Сможешь — я возьму тебя. Но только так. Мне не нужны необразованные малолетки, про которых все будут говорить, что я взял их на работу из жалости. Поняла меня?
Я тогда часто-часто закивала и бросилась ему на шею, обнимать. А он лишь устало вздохнул, и я решительно не поняла, почему. Все же хорошо. Даже замечательно! Чего вздыхать-то? Я точно-точно справлюсь!
Думаю, он надеялся, что я возненавижу колледж и брошу его, не закончив. И был готов оплатить попытку, лишь бы я отступилась от идиотской идеи стать детективом «Талиона», и занялась чем-нибудь более безопасным. Но он не так хорошо меня знал, как мог бы, будь я его родной дочерью.
Я не спала ночами, учила фолианты с законами наизусть, не пропускала ни единого занятия, и хвасталась ему каждым хорошо сданным экзаменом. Я помнила, что он говорил про «отлично», и не собиралась его подводить. Если Джефф сказал, что я должна быть лучшей, чтобы попасть в «Талион», значит, я ею стану! Я ведь все могу, он сам внушил мне эту мысль! И ему самому пришлось расхлебывать последствия этого внушения.
Потому что у меня получилось. Не всегда с первого раза — некоторые экзамены приходилось пересдавать — но я добивалась того, чтобы у меня всегда был высший балл. Ничто не могло стоять на пути к мечте. Особенно если к ней идет кто-то настолько же по-ослиному упрямый, как я.
И Джефф признал мои заслуги. Не стал пытаться обесценить учебу или еще как-то убивать мою мотивацию, не стал вредить. Нет. Он честно сказал, что мне будет сложно, а потом крепко обнял и поздравил. Я помню его слова так же четко, словно слышу их прямо сейчас:
— Когда-нибудь ты об этом наверняка пожалеешь, но сейчас ты — лучшая. И я тобой горжусь, Миа. Не знаю, принесет ли тебе счастье выбранная профессия, но я верю, что тебе повезет больше, чем мне. Ты — мое самое лучшее решение за время работы в полиции. В любом случае, будет это так или нет.
Тогда мне даже было немного обидно. Сейчас, несколько лет спустя, я подозреваю, что он просто перенес свой опыт. И вполне искренне надеялся, что я его не повторю.
Первые полгода он отправлял меня выполнять лишь мелкие поручения. За кем-то проследить, что-то подслушать, кого-то увести. Тогда я и начала заниматься всем этим маскарадом. В тяжелых ботинках, черных толстовках и джинсах всех мастей я привлекала слишком много внимания. Запоминалась. А стоило напялить платье и каблуки — и я превращалась в безликую куклу, на которую часто никто не обращал внимания.
А уж когда я начала изображать дурочку… Когда ты чья-то «глупенькая спутница», тебя как будто бы и нет. Неприятно, но очень удобно. Мы чудовищное количество компромата на всяких богатых и известных собрали, пока я этим занималась. Не знаю, как его использовал Джефф, он не рассказывал. Но «Талион» богател, так что я думаю, он всему находил применение.
А потом появился Эрик Алаверо. По сути, мы оба были новичками, но он занимался расследованиями крупных финансовых махинаций, выезжал на места преступлений, сотрудничал с полицией, а я изображала аксессуар. Иногда и рядом с ним, хотя мы не общались тогда и вообще старались как можно меньше вляпываться в совместные задания.
Тогда он меня ненавидел и поливал своим аристократическим презрением, а не шутил и заботился. И, сволочь такая, все время проезжался именно по внешности. И в свете этого было особенно обидно, что щеголеватому подонку доверяют настоящую работу, а мне — нет! Я считала это тотальной несправедливостью, хотя сейчас, когда я видела, как он без особых последствий выпрыгивает из окна, я начинаю думать, что Джефф все правильно делал.
Но меня это все бесило до невозможности. Человек, который постоянно размазывает меня по стенке, делает действительно интересные и важные вещи, а я изображаю говорящую секс-куклу и слушаю. Какого дьявола?!
Когда он поручил мне поставить прослушку в доме Эрни Дэвидса так, чтобы тот ничего не заподозрил — чтобы потом его жена могла предъявить ему обвинения в измене и развестись, отсудив большую часть состояния, и в то же время поручил Рику расследовать массовое убийство вместе с полицией, потому что удравшего преступника не могли найти уже месяц, я поняла, что меня не воспринимают всерьез.
Джефф выбирал для меня такие задачи, чтобы мне ничего или почти ничего не угрожало. С домогательствами я умела справляться еще с детства, и не всегда хуком в челюсть, а вот ни жизни, ни здоровью, ничего не грозило. Если бы я на вечеринке, устроенной Дэвидсом, попалась на установке аппаратуры, то я просто свалила бы это на кого-нибудь из его приятелей, мол, он попросил. И мне ничего бы не было. А образ я специально выбрала такой, чтобы его не зацепить. Я же всегда сначала искала информацию, а потом действовала. Джефф и научил, а я оказалась способной ученицей.
И это злило. Я же не ребенок, и я видела смерти в том возрасте, когда сам Джефф еще играл в копов и бандитов с такими же детьми! Я же могла принести настоящую пользу! Вот это я все на него и вывалила. С обвинениями, летающими вазами и криками. Как иначе-то? А Джефф, как всегда, среагировал абсолютно спокойно. Даже голоса не повысил. Меня всегда поражало, как он ухитрялся игнорировать любые мои психи.