-- Секут и нонче, - с тихою радостью сказал Шабалов.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
После завтрака перешли в учительскую комнату. Курящие закурили. Жена учителя Муралова улучила минуту, когда Дулебова отошла в сторону. Она бочком, осторожно, подобралась к Дулебовой, и топотом рассказывала ей о том, как Потерин берет взятки. Из разговора шопотом выделялись отдельные фразы и слова:
- Заметили, Зинаида Григорьевна?
- А что?
- Наш-то инспектор щеголяет в перчатках.
- Да?
- Перчатки! Желтые!
- А что?
- На взятки.
Зинаида Григорьевна обрадовалась, оживилась. Долго было слышно шушуканье злых баб, и раздавался их змеиный шип-смех.
Потом дамы с Шабаловым и с Воронком пошли кончать экзамен. Дулебов с вице-губернатором отправились ревизовать библиотеку. Их сопровождал Потерин. Все было в исправности. Толстые томы Каткова мирно дремали (пыль на них была стерта накануне). Только вот Смирдинские издания сороковых годов заподозрил Дулебов.
- А уж это неудобно, - визжал он, косясь на вице-губернатора. - Нигде в каталогах одобренных книг нет их.
Потерин воспользовался случаем поинсинуировать на учителей. Доносил, что Воронок в церковь не ходит, и для каких-то чтений учеников к себе собирает.
- А уж надо с ним поговорить, - сказал Дулебов. - Пригласите его в ваш кабинет. Я с ним поговорю. А вы пока покажете Ардальону Борисовичу кабинет учебных пособий.
В кабинете Потерина Дулебов и Воронок долго разговаривали.
- Я не касаюсь ваших убеждений, - говорил директор, - но я должен поставить вам на вид, что вносить политику в школы невозможно. Дети не могут в этих вопросах разобраться. Это их развращает.
Воронок сказал сдержанно:
-- Агентурным сведениям не всегда можно верить.
Дулебов слегка покраснел. Сказал досадливо:
- Мы не заводим агентов, но у нас много знакомых. Мы здесь давно живем. Мы не можем не слушать того, что нам рассказывают.
Всех бывших на экзамене почетный смотритель Жербенев пригласил к себе на обед. Только один Воронок отказался. Пришли и приехали и все, кто был в училище, и еще многие, кого Жербенев пригласил по этому случаю. Были Глафира Павловна и Кербах. Обед был долгий и обильный. За обедом и после обеда было много выпито. И все опьянели. Один Дулебов был трезв. Только слегка разрумянился от ликеров, - он очень их любил.
Члены черносотенного союза воспользовались случаем сказать Дулебову и вице-губернатору злое о Триродове. Заговорили о Триродовской школе, - и разговоры были пошлые.
- Фотографией занимается, - большой любитель.
- Зазовет к себе детей, разденет до гола, и снимает.
- Да у него и в лесу ребятишки нагишом бегают.
- Что ребятишки! И учительницы.
-- Голые не голые, а босиком так они постоянно.
Жербенев сказал:
- Как простые бабы.
- Да, - сказал вице-губернатор, - бабы босиком ходят, а это очень безнравственно. Надо запретить.
-- Бедные люди, - сказал кто-то.
Вице-губернатор сердито сказал:
- Это - порнография.
И все ему вдруг поверили. Вице-губернатор угрюмо говорил:
- Он на нас жалуется, что будто бы мы его учительницу выдрали. Но это он врет. Это он сам ее выдрал. Нам не нужно девок драть, - это ему нужно, потому что он очень развратный.
Говорили, что Триродов с хлыстами очень дружит. Кербах говорил:
- Лошадей завел, экипажи, а я знаю человека, который его голяком знал. Подозрительно, откуда у него деньги.
Глафира Павловна смотрела на Шабалова, и шептала Дулебову:
-- Он, я знаю, патриот, но у него ужасные манеры.
Дулебов говорил:
- Он очень глуп и неразвит, но усерден. Если его направлять, как следует, то он может быть полезен.
Утром директор народных училищ поехал в Триродовскую школу в Просяных Полянах. Поехали еще вице-губернатор и Шабалов. Собрались все в доме дирекция. Уселись в разные экипажи. Все после вчерашней выпивки были еще немного под парами. Среди прекрасной природы вели пошлые, полупьяные разговоры. Все это вмело вид прогулки на пикник.
Зинаида Григорьевна Дулебова ехала с Кербахом. Они вели язвительные разговоры. Перемывали косточки всем знакомым. Госпожа Дулебова рассказывала о перчатках Потерина. Потом рассказала о самоубийстве свояченицы другого инспектора. Она утопилась, будто бы потому, что боялась, как бы у нее от него не родился ребенок. Потом рассказала, как третий инспектор напился в бане, в там подрался с городским головою.
Шабалов ехал с Жербеневым, в его коляске. Говорил:
-- Закусить бы теперь хорошо.
Жербенев уверенно ответил:
- Там дадут.
Гости были уверены, что их ждут. Зинаида Григорьевна Дулебова говорила:
-- Самое интересное припрятано.
Кербах сказал:
- Ну, мы разведаем.
Было раннее, свежее утро. Дорога шла лесом. Ехали уже долго. Стало казаться, что без конца повторяются все одни и те же полянки и перелески, холмы, ручьи, мосты. Стали спрашивать кучеров:
- Да туда ли ты едешь?
- Да никак ты с дороги сбился?
- Кажись, туда.
Над домом Триродова видны были две башенки. Они остались вправо. И все никак было не найти дороги. И уже долго плутали. Дороги извивались и разветвлялись. Наконец кучер переднего экипажа остановил лошадей. За ним остановилась и вся вереница экипажей.
- Надо поспрошать кого-нибудь, - сказал кучер. - Вон мальчуган какой-то идет.
Из лесу по дороге шел лет десяти босоногий мальчик. Шабалов закричал ему свирепым голосом:
- Стой!
Мальчик глянул на экипажи. Спокойно продолжал свой путь. Шабалов заорал неистово:
- Стой, паршивец! Шапку сними! Видишь, господа едут, - что не кланяешься?
Мальчик остановился. С удивлением смотрел на этот ряд разнокалиберных экипажей, не снимая шапки. Дулебова решила:
- Да это просто идиот какой-то!
- А вот мы его разговорим, - сказал Кербах.
Он вышел из экипажа, и пошел к мальчику, спрашивая:
- Ты знаешь, где школа Триродова?
Мальчик молча показал рукою одну из дорог. Быстро убежал, скрывшись где-то в кустах.
И вот наконец дорога пошла вдоль забора. Все вокруг было пустынно и тихо. Никто не ждал, по-видимому, гостей, и не думал встречать их.
Наконец подъехали к воротам в ограде. Осмотрелись. Было очень тихо. Никого нигде не было видно. Шабалов соскочил с дрожек, и принялся искать звонок. Госпожа Дулебова, раздражаясь, говорила:
- Да что это такое!
Попытались сами открыть калитку, и не смогли. Шабалов закричал:
-- Отворите! Черти, дьяволы, чего вы там заперлись, окаянные!
Госпожа Дулебова унимала Шабалова. Шабалов оправдывался:
- Извините, Зинаида Григорьевна. Да ведь досадно. Если бы я приехал, ну, подождал бы. Хоть и со мной было бы невежливо, - я им начальник. А то ведь досадно. Высшее начальство пожаловало, а они и ухом не ведут.
Наконец калитка открылась, вдруг и бесшумно. Мальчик в белой рубашке и белых коротких панталонах, загорелый, с голыми ногами, стоял на пороге. Рассерженный Дулебов завизжал:
- Здесь помещается школа Триродова?
- Здесь, - сказал мальчик.
Гости вошли, и очутились на лесной лужайке. Три босые девушки неторопливо шли им навстречу. Это были учительницы. Надежда Вещезерова смотрела на Дулебову черными, широкими глазами. Дулебова шептала вице-губернатору:
- Вот, полюбуйтесь. С этой девицей скандальная история была, а он ее взял.
Дулебова знала всех в городе, и особенно хорошо знала всех, с кем случалась какая-нибудь неприятность.
Вышел и Триродов, в летней белой одежде. Он с усмешкою смотрел на пеструю орду гостей.
Гостей встретили вежливо. Но директору не понравилось, что не было никакой почтительности, и незаметно было никаких приготовлений. Учительницы были просты, как всегда. Дети и учительницы были босые, - и это очень не понравилось Дулебову. Наивности детей раздражали посетителей. Дети простодушно смотрели на посетителей. Некоторые кланялись, другие - нет.
Шабалов крикнул:
- Сними шапку!
Мальчик снял шапку, и протянул ее Шабалову. Сказал:
- На.