Меня не покидает мысль о том, что именно убийства по принципу «враг-врага» стали тем переломным моментом, точкой бифуркации, которая начала разрушать нашу страну.
Коррупция, беспредел силовиков, огромный социальный разрыв, «врадиевки» и даже первые революционные протесты стали лишь прелюдией к этому внутреннему нравственному разрушению общества. Сложно жить, осознавая, что в твоей стране, твоем мире, внутри, помимо случайных трагедий и уже осознанных социальных пороков, есть «враги» — те, кто могут тебя лишить жизни за инаковость. За то, чтобы ты им не мешал устроить здесь жизнь так, как они того хотят. Не мешал буквально, физически. Выживание, такое уже привычное за эти двадцать с лишком лет, превратилось во внутреннюю войну — за жизнь в буквальном смысле.
Сотни лет человек шел к тому, чтобы открыть для себя уникальность и неповторимость жизни каждого рожденного. Чтобы научиться ценить эту жизнь. Скульпторы и поэты, художники и философы возрождали эту ценность по крупицам. Мировые войны и новейшее оружие последнего столетия лишь укрепляли нашу веру и убеждение в том, что в конце концов, В ИТОГЕ, жизнь каждого — это не просто дар, это уникальный шанс жизни, это целые личностные планеты, каждая из которых сложна и неповторима. Может поэтому, интуитивно, мы в Украине так дорожили нашим внутренним миром — как правом на жизнь для каждого. С негодованием и без колебаний мы осуждали братоубийственные войны на Балканах и на Кавказе, и непонимающими глазами смотрели на происходящее в Египте, Ливии, Сирии, Афганистане…
И за короткое время, измерением в несколько месяцев, мы сами своими руками низвергли собственную гордыню.
Мне представляется, что осознание того, что наш гуманный рай рухнул, — еще впереди. Пока еще сознание подвластно штампам («евромайдановцы», «сепаратисты», «националисты» и т. п.), убийство стыдливо прикрывается оправданием — своей правдой. Но стоит помнить, что каждый погибший в такой войне инаковостей — чей-то новый герой, независимо от его личной судьбы и мотивов.
Среди моих друзей и коллег распространена точка зрения — мол, смерти протестующих против режима Януковича и смерти в ходе АТО — разные, потому как погибшие отстаивали разные идеалы. Не торопитесь делить погибших. Их идеалы и заблуждения — итог общей непримиримости, политической близорукости, жадности к власти.
У нас скоро тоже появятся «дети войны». Уже свои. Дети тех, кто гибнет сейчас. И еще есть шанс сохранить для них общую родину и общее понимание трагедии. При условии, если удастся остановить военные убийства, сохранить страну, дать право жизненного выбора без использования «калаша» и биты.
Гуманизм отражается в картине и слове лишь тогда, когда он сначала проявляется в поступке и отношении. Не ждите от творцов новых шедевров Прекрасного, если общество молчаливо допускает и признает право сильного с помощью смерти. Смерть не требует эстетизации, поскольку сама и есть отрицание Прекрасного — самой жизни.
В нашей со-временности стерлось и упростилось понимание «героя» и «героического поступка-подвига». Судьбоносное свершение, жертва-победа, следование предначертанному сменились в последние столетия более гуманным — «ради людей», «ради нации, страны», «ради близкого». Подвиг героя — это всегда жертва собой (не всегда смертельная). Но в спорах об общих героях прошлого (особенно ярко — о героях Второй мировой, как пример) мы не справились с вызовом собственного настоящего — с появлением героев нашего времени. Они разные. Часто — неожиданные. Но эти герои становятся примером для других именно потому, что их поступки и жертвы вписываются в жестокую картину нынешней внутренней украинской войны.
Выскажу крамольную мысль: далеко не все погибшие из «небесной сотни» и из числа так называемых сепаратистов были идеальными борцами за свои убеждения. Водоворот событий, энтузиазм «общего дела», возрастное геройство и даже трагичное стечение обстоятельств — было, наверное, все. В отношении многих участников событий в восточных областях страны не испытываю никаких иллюзий — тут и желание доказать важность своей часто несложившейся жизни, и готовность подработать на войне, и социальная обозленность.