Хотя, кто я такой, чтобы кого-то судить. Особенно теперь. Моя прекрасная жизнь разбита, и осколки стекла падают на землю, режут лицо, хрустят под ногами. Кто в этом виноват? Жена, что раздвигала непослушные ноги направо и налево? Или муж, что в наивности своей полагал, что доброту примут за благость, а не за слабость?
Я склонен верить во второй вариант. Хотя винить жену так просто.
- Слушай, Серега, на этот раз ты легко отделался.
Я впервые с интересом взглянул на копа. Он смотрел на мое отражение в зеркале с положенной копам суровостью.
И правда - легко отделался. И причина всему – тот странный взрыв в «ДайКорпе». Когда меня привезли в пустой участок и усадили в пустом кабинете, я думал что мне конец. Усадят в обезьянник на пару деньков, а его завсегдатаи сломают мне пару ребер, челюсть, руку, разорвут селезенку. И все это за пачку дешевых сигарет.
Но часы шли, а ко мне так никто и не заходил и я уже начал проваливаться в сон, когда дверь открылась, и в кабинет влетел какой-то мужик с майорскими погонами и следом за ним мой новый друг по несчастью с женой – коп Серега.
В нас что-то или в имени нашем?
Они долго переругивались на тему полномочий в центре и на самой территории башни «ДайКорпа», а потом разом замолкли, заметив мое осоловелое лицо.
- Это что за чучело? – взревел майор.
- Да вот задержали... жену ударил.
- Да мне хоть папу римского! – покраснел тучный майор. – За шкирку его и за порог. Сейчас не до него.
- А что за проблемы у вас в «ДайКорпе»? – спросил я сонно. – Я там «на чердаке» работаю.
Их лица вытянулись и побелели. Все знали, что «на чердаке» работает только элита. Такая, например как генеральный директор Дятлов – тот еще дятел – или глава научного отдела – доктор Павлов, у которого все интересовались, не померла ли собака.
Тогда меня под белы рученьки и в машинку. Вежливо, без криков и дубинок. Вот почему женщины так редко обращаются в органы, когда их мужья позволяют себе лишнего? Всего-то пара связей наверху и ты законопослушный человек.
- Но я бы не советовал тебе выходить с ней на второй раунд, - беспристрастно продолжал коп. – Ты выместил свою злобу – и будет. Бить женщин низко, приятель. Слишком низко. Знаю, что порою очень этого хочется, но стоит держать себя в руках, потому как потом, пинать уже могут тебя. Понимаешь?
Его цепкий взгляд отыскал меня в зеркале и вонзился стрелой куда-то между глаз.
Я сдавленно кивнул.
- Вот и отлично. Приехали, - заявил он, сворачивая к тротуару.
Я выглянул в окно: фешенебельная высотка на главной улице мягко освещалась высокими старинными фонарями. Улица убегала вниз, под небольшим уклоном и упиралась в зеркальное тело башни «ДайКорп». Всего-то, каких то четыре квартала.
Но теперь дорогу перегородило оцепенение из составленных капот к капоту полицейских автомобилей. Между ними была натянута желтая лента и выставлены небольшие метровые заборчики. Копы подсвечивали дорогу прожекторами или фарами машин поставленных буквой «Т» к оцеплению. Ярко было так, что казалось сама дорога светится, пронизанная мелкими светодиодами.
Копы о чем-то переговаривались и нервно курили. За оцепление им не позволялось заходить. Башня стояла тихая и спокойная, как и каждую ночь.
Я перевел взгляд на ровную коробку своего дома. Окна в основном темнели черными провалами, изредка освещенными призрачным голубым сиянием изнутри. Те, что располагались в северной части дома, ярко бликовали светом прожекторов. Своих окон я не видел. Они были на самом верху. Мне принадлежал пентхаус.
А если честно я и не хотел их видеть. Зачем? Насладиться их одинокой чернотой и медленно надвигающимся запустением? Там меня никто не ждал. Дом мой, моя крепость, был окутан пеленой молчания, что теперь будет окружать меня каждый день, каждый вечер каждого дня. А как спастись от одиночества я не знал. Разве что был один путь – на дне хрустального бокала с жидкостью цвета янтаря.
Коп оглянулся и ухватился рукой за соседнее кресло. Его брови хмурились.