На неделю Стаса изолировали от Аси. Отец выстроил металлическую платформу для парковки, а в яму опустил железную крестовину, похожую на противотанкового ежа. Асю коротко постригли, она читала «Сына полка» и «Повесть о Зое и Шуре», заданные на лето. Когда Стасика выпустили из-под домашнего ареста, он пришел к Асиному окну, оперся плечом о бревенчатую стену дачного дома и тихо предложил:
– Давай сделаем детей.
– Из чего? – поинтересовалась Ася.
– Из себя.
– Я не умею.
– Это легко. Ты меня любишь?
– Как Зоя Космодемьянская Родину? – каждый говорил о пережитом.
– Да.
– Нет. – Ася боялась пыток.
– Ну просто как друга? – с надеждой спросил Стасик.
– Как друга – да.
Был холодный дождливый день. В воздухе пахло приближением осени, моросил мелкий дождь. Ветки вишен транслировали его вниз с утроенной силой.
– Пошли на чердак, – скомандовал Стасик.
Ася повиновалась. Вообще-то она всегда его слушалась. Во-первых, он был на два года старше, во-вторых, всегда точно знал, что делать. На чердаке стоял узкий топчан с наваленными на него старыми пальто и шубами из вылезшего искусственного меха, перекошенный стол, несколько табуреток. На столе – электрическая плитка, выключенная из розетки, на ней старый эмалированный чайник, белый с розовыми цветочками на облупленном боку.
– Здесь холодно. – Ася поежилась. Пахло плесенью и старыми тряпками.
– Я включу чайник. – Стасик поднял крышечку, проверяя, есть ли вода.
Плитка нагревалась медленно. Стасик утрамбовал пальто на топчане.
– Откуда берутся дети? – с видом учителя в начале урока спросил он.
– Из живота, – вполне научно ответила Ася.
– А как они туда попадают?
– Они там зарождаются. – Ася явно была подготовлена.
– Почему они там зарождаются? – продолжал тестировать Стасик.
– Потому что… ну, не знаю… ну приходит время, и они зарождаются.
– Они зарождаются из-за того, что мама с папой начинают сильно обниматься. И прижимаются друг к другу пиписьками.
– Клево.
– Если мы сейчас будем так делать, когда ты вырастешь, у нас будут дети.
Ася задумалась. Она не могла понять, хорошо это или плохо. Было холодно, и ей хотелось уже начать действовать. Стасика она не стеснялась. Из года в год они вместе голышом купались в баке для полива с теплой зеленой водой, мотылем, существующим в разных стадиях своего перевоплощения в комаров, и жуками-водомерками, истерично метущимися по глянцевой поверхности.
– Давай, – выдохнула Ася.
Они разделись, бросили мокрую от дождя одежду поверх греющегося чайника, легли на вонючий топчан, крепко обнялись. Стасик был очень горячим, пахнущим здоровым, но грязноватым детским телом.
– Приятно? – спросил он.
– Тепло-о-о, – протянула Ася.
– Мне тоже тепло, ты как печка. – Он вжался своим маленьким и мягким писюном ей в пупок.
– Чувствуешь?
– Да-а-а. Пахнет горелым.
Стасик вжался еще сильнее.
– А сейчас?
– Что-то горит.
– Это я горю. Любишь меня?
– Люблю, только ты очень сильно на меня давишь. – Его ребра впились ей в грудь, ключицы давили на шею.
– Я мерзну, обними меня. – Стасика трясло.
Ася стала натягивать на него пальто и шубы. Они зарылись в тряпки, как в кокон, и уснули.
Когда спустя пятнадцать минут вернулся отец, из окна чердака валил дым.
– Твою ж мать! – выдохнул он.
Чайник выкипел, одежда на нем сгорела дотла, столешницу из пластика лизали языки синего пламени. Малюсенькая чердачная комната наполнилась едким дымом. Отец вбежал, кашляя и задыхаясь, начал забрасывать пламя шубами и пальто с топчана. Схватил голых, сонных, надышавшихся дымом детей в охапку, как пучок толстых веток для костра, и, спотыкаясь, спустил их по старой лестнице с чердака. Убедился, что дышат, и вновь кинулся обратно тушить остатки огня.
– Какого черта вы там делали? – орал отец.
Подоспевший гуманоид Владик поддакивал каждому его слову.
– Мы делали детей, – призналась Ася.
– Из чего-о-о? – голос отца срывался.
– Из себя.
– Вашу ма-а-ать!
– Стасик очень горячий, – пролепетала Ася. – По-моему, у него температура. Не меньше тридцати девяти. – Она знала в этом толк, часто простывала, и мама каждый раз качала головой, озвучивая показания градусника. – Ну я пойду, меня бабушка ждет.