— Я потянулась назад, схватила лампу, стоявшую позади меня, и изо всех сил ударила ее по его голове. Не знаю, удалось ли его поранить. Не было никакой возможности подождать, чтобы узнать это. Я только слышала, как он кричал и называл меня сукой, когда я выбегала из дома так быстро, как только могла.
То, что он не успел зайти дальше, несомненно, радует, но это не значит, что она не сломалась. Сексуальное насилие не обязательно должно быть изнасилованием, чтобы вызвать травму.
— Как только я вышла на улицу, меня вырвало. Но у меня не было возможности уехать. Я выпила и была слишком взволнована, чтобы вести машину, поэтому я позвонила Кэму. Он был на соседней улице и сказал, что будет через секунду. Когда он подъехал, я почувствовала огромное облегчение, но когда он увидел меня, его глаза потемнели. Тогда я поняла, насколько растрепанной я выгляжу. Моя майка была задрана с одной стороны, и я плакала.
— Он спросил меня, что случилось, но я не собиралась ему рассказывать. Я сказала, что просто хочу домой. Но тут из дома вышел Айзек, взглянул на нас обоих и рассмеялся. Он пробормотал что-то о том, что мы - пара, созданная в аду, и что Кэму следует быть осторожным, потому что я - отъявленная стерва. И тогда Кэм последовал за ним обратно в дом.
Из того, что я услышала, ни одна часть меня не злится на брата. Он поступил так, как поступил бы любой полуприличный парень. И даже если это повлечет за собой какие-то последствия, я не стану ждать от него даже намека на извинения.
— Мали, — говорю я, когда она плачет. — Мне нужен ответ «да» или «нет», хорошо? Айзек все еще жив?
Она смотрит на меня в ответ, совершенно испуганная. — Я не знаю.
И тогда она начинает рыдать.
Все ее силы, которые она пыталась сохранить, рушатся в этот момент. Она падает вперед, ударяется о пол и, плача, падает мне на колени. Мне остается только беспомощно наблюдать за тем, как она царапает кожу, пытаясь избавиться от его прикосновений.
Я даже не замечаю, что Кэм переместился, пока он не оказывается рядом со мной и не встает на колени - наушники давно забыты на кровати. Он выглядит таким же беспомощным, как и я, когда его руки нависают над ней. Он не хочет прикасаться к ней, вдруг она этого не хочет, но он хочет что-то сделать.
— Кэм. — Хейс привлекает его внимание. — Ты убил его?
Мой брат смотрит на меня, а затем снова на своего лучшего друга. — Нет.
Мы с Хейсом выдохнули в унисон. Значит, обвинения в убийстве нам не грозят. Если Айзек выдвинет обвинения, Кэму грозит тюремный срок - как за первое нападение, так и за это. Но, по крайней мере, ему не грозит провести за решеткой всю оставшуюся жизнь.
Его взгляд падает на Мали, и я клянусь, что вижу, как часть его души ломается. — Но я должен был.
Мали наконец-то удалось заснуть в моей постели. Я помогла ей принять душ и дала пижаму - достаточно легкую, чтобы не было больно после того, как она натерла кожу. Она определенно не в порядке, но как она может быть в порядке?
Я накидываю на нее одеяло и поворачиваюсь, чтобы увидеть Хейса, стоящего в дверях. Он был ответственным за присмотр за Кэмом, пока я заботилась о Мали. Он был нужен мне, чтобы выяснить, что именно произошло, когда Кэм вошла в дом.
— Она в порядке? — спросил он.
Оглядываясь на свою лучшую подругу, я чувствую ее печаль, как свою собственную. — Нет, но я надеюсь, что она будет в порядке. Со временем. — Я отвожу взгляд и провожу пальцами по волосам. — Как Кэм?
— В убийственном настроении, — отвечает он, и я знаю, что это даже не преувеличение. — Он сказал, что он был без сознания, когда уходил, и сильно избит, но им удалось выбраться оттуда до приезда копов. Судя по всему, никто на вечеринке даже не пытался удержать Кэма от убийства. Возможно, он бы так и сделал, если бы Мали не пришла и не стала умолять его остановиться.
Тяжесть всего происходящего ложится мне на грудь, когда я выдыхаю. — Разве от того, что я жалею, что она это сделала, я становлюсь полным уродом?
— Нет. Я думал точно так же.
Хейс, должно быть, видит, когда я нуждаюсь в нем, потому что ни одна слезинка не упала, прежде чем он заключил меня в свои объятия. Мали - самый лучший человек, которого я знаю. Моя абсолютно лучшая подруга. И когда я видела, как она разбивается, она забрала с собой часть меня.
Я прижимаюсь головой к груди Хейса, плача, а он просто позволяет мне это делать, осыпая легкими поцелуями мои волосы и проводя рукой по спине. Он знает, что мне просто нужно выговориться. Что мы ничего не можем сделать, чтобы помочь самым близким людям, и это отстой.
Я заставляю себя успокоиться и отстраняюсь от него, чтобы вытереть лицо. — Спасибо.
Он грустно улыбается, наклоняется вперед и целует меня в лоб. — Ты останешься здесь?
Я киваю. — Да. Я нужна ей, и думаю, что сейчас она мне тоже нужна.
— Эй, тебе не нужно ничего мне объяснять. Я все понимаю, — говорит он мне. — Я буду в комнате Кэма. Разбуди меня, если я тебе понадоблюсь.
— Разбужу, — обещаю я. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Когда он спускается по лестнице, я поворачиваюсь и забираюсь в свою кровать, прижимаясь к Мали. Она на секунду паникует, но потом успокаивается, когда видит, что это всего лишь я. Ее глаза снова начинают закрываться, и она тихонько шепчет.
— Не позволяй ему причинить мне боль.
Я обнимаю ее. — Никогда. Я обещаю.
«Комнаты ярости» никогда не имели для меня смысла. Идея идти куда-то только для того, чтобы разбить кучу старого дерьма, казалась мне бессмысленной. Не говоря уже о том, что это утомительно. Но пока ребята собирались начать ремонт на следующей неделе, Хейс решил, что Кэм и Мали могли бы воспользоваться этой возможностью.
Мы стоим в том месте, где раньше находился серф-магазин, но теперь это пустое здание. На стенах по-прежнему висят стеллажи, стоит прилавок, но все остальное исчезло. Марк перевез все товары в другое место.
Теперь можно приступать к ремонту.
— Я даже не представляла, насколько он большой, — говорю я, оглядываясь по сторонам.
— Так она и сказала, — отвечает Мали, и хотя в ее словах нет обычного энтузиазма, они все равно шокируют всех нас троих.
Мы все поворачиваемся, чтобы посмотреть на нее. Сегодня она выглядит вполне нормально, но я не знаю, так ли это на самом деле, или она притворяется. Мали - последний человек, который позволяет себе быть жертвой, так что последнее меня не удивит.
— Что? — спрашивает она.
— Ничего, — в унисон отвечают Кэм и Хейс, но не-а.
Не я. Я не буду этого делать.
— Ты в порядке? Потому что здесь тебе не нужно делать храброе лицо. Не с нами.
Она хмыкает, подходит и берет молоток со стойки. — Хейс привел меня сюда, чтобы я ломала всякое дерьмо. Поверь мне, я сейчас в полном порядке. Хотя через минуту я не смогу сказать то же самое об этой стойке.
Мы все смотрим, как она проводит молотком прямо по дереву, и звук его раскалывания эхом разносится по пустой комнате. Затем она делает это снова, и, когда прилавок разлетается на куски, кажется, что ей стало легче дышать.
Я наклоняюсь ближе к Хейсу. — Этот прилавок ведь был не нужен, да?
Он фыркает. — Если и был, то теперь точно нет.
Нужно сделать очень многое, и нет никакой возможности сделать все это за короткое время. Нужно не только снести часть стены, на которой висели доски, и разобрать полы, чтобы настелить новые, но и построить подсобку, о которой он говорил. Этот проект займет несколько недель. Но если мы будем работать вчетвером, да еще и с помощью друзей, то к концу осени все будет готово.