— Всего несколько минут, — сказал он. — Нам непременно надо поговорить. И еще я хочу просить вас об одном одолжении.
В следующий раз я увидел Джека Эллери уже мертвым.
Мы с Грегом стояли в смотровой морга и долго смотрели на останки человека, которого оба знали. А потом он произнес:
— Да, это он. Это Джек Эллери.
Я кивнул в знак согласия, а затем мы вышли на улицу.
Выйдя, Грег тут же поднял воротник — ветер пробирал до костей. Потом он спросил, обещали сегодня дождь или нет. Я ответил, что прогноз погоды с утра не слушал. Он заметил, что вообще не понимает этих прогнозов.
— Они рассказывают о том, что произойдет с погодой в ближайшем будущем, — пожал плечами Грег. — И даже если по большей части ошибаются, говорят уверенно. Но что означают все эти проценты? Как понимать: вероятность дождя пятьдесят процентов? Как реагировать на это? Брать с собой половину зонтика, что ли?
— Если сказать пятьдесят процентов, тогда ошибки с их стороны не будет.
— Вот именно. Что ж, вчера обещали десятипроцентную вероятность, а дождь лил весь день. Не слишком ли смелое предположение? Лишь потому, что ты метеоролог, ты не должен прикрывать свою задницу. — Он перевел дух. — Никогда не спрашивал вас об этом, но как вы предпочитаете, чтобы к вам обращались: Мэтт или Мэтью?
Меня устраивало и то и другое, но если так ответить, люди почему-то смущаются и не знают, как себя вести.
— Мэтт вполне сойдет, — ответил я.
— Так вот, Мэтт, почему они настаивают на официальном опознании? Не понимаю! Он сидел в тюрьме, есть в картотеке полиции, они уже установили личность по отпечаткам пальцев. А что, если у человека нет ни одного близкого родственника или знакомого, как тогда они проводят опознание? Прекрасно обходятся и без него, верно?
— Само собой.
— Нет, я определенно не хотел бы видеть его таким. Моего отца хоронили в открытом гробу. И он лежал там, прямо как экспонат из Музея Мадам Тюссо. Этот образ так и остался со мной навеки — безжизненная восковая фигура. У нас с ним были проблемы, Господь свидетель. Он хотел иметь совсем другого сына и всегда ясно давал это понять. Но последняя его болезнь сблизила нас, и в конце между нами воцарились и любовь, и взаимное уважение. Я бы хотел запомнить отца совсем другим — сильным, деятельным. Я знал, что это случится, я боялся. В то же время, прощаясь, просто не в силах был заставить себя долго на него смотреть. Вы поняли, о чем я?
— Когда это случилось?
— Чуть больше года назад. А что?
— Возможно, со временем все пройдет. — Я вздохнул. — Более ранние воспоминания вытеснят эти, последние.
— Уже вроде бы началось. Не знаю, можно ли доверять своим ощущениям, они мне кажутся не вполне реальными. Или же навеяны тоскливыми воспоминаниями.
— Возможно, именно ими и навеяны, — кивнул я. — Но все равно реальны. Мы склонны запоминать людей такими, какими те были, или по крайней мере какими мы их знали. У меня была тетушка с болезнью Альцгеймера, последние десять лет прожила в специализированном заведении. Проклятая болезнь сжирала ее мозг и личность, и вообще все, что делало ее человеком. Такой я ее и запомнил.
— Боже…
— А потом, когда ее не стало, все это померкло, ушло, и ко мне вернулась прежняя, настоящая тетушка Пег.
— Сегодня я почти на него не смотрел, — признался Грег за кофе. — Видел одни сплошные раны.
Джека убили двумя выстрелами — в рот и лоб. Они показали нам тело, откинув простыню с головы до шеи, так что если имелись другие раны, мы их не видели.
— Надеюсь, вы правы, — вздохнул Грег. — Ну, в том, что страшные образы со временем меркнут. Но для меня, боюсь, это скоро не произойдет. Спасибо вам. Спасибо за то, что согласились со мной пойти.
Мне не очень хотелось продолжать общение с ним, просто духу не хватало сказать «нет».
— Я вообще не хотел идти, — признался Грег. — И уж тем более идти туда один. Я мог бы найти кого-то другого, какого-нибудь друга Джека из «Анонимных алкоголиков», но сделал правильный выбор, попросив вас. Спасибо вам огромное.
Мы вышли из морга и направились к северу по Пятой авеню. Зашли в кофейню «Майконос», что сразу за Сорок второй улицей. Когда Грег заказал сандвич с сыром на гриле, я вдруг понял, что страшно проголодался, и тоже попросил принести мне сандвич.
— И потом, — сообщил он, — я хочу поговорить с вами еще кое о чем.
— Вот как?
— О тех двух мужчинах на церемонии. Они держались в стороне. Это офицеры полиции.
— Да, я сразу понял.
— И мне не нужен был никакой радар, потому как я видел их жетоны во время допроса. Вообще-то именно они попросили меня прийти на официальное опознание. Я спросил, насколько они близки к раскрытию, но услышал нечто неопределенное.