— Ну и дошлый же ты парень! — покачал головой Пестряков, и тень от уса черной стрекозой заметалась по его щеке. — Ни угрызений у тебя, ни совести…
— У меня, товарищ главнокомандующий, если хочешь знать, на том месте, где совесть была, давно пупок вырос, — незлобиво согласился Тимоша. — Такая уж моя судьба жизни. Чересчур умный. Много знаю — мало понимаю. Оттого и попал в штрафники…
Пестряков почувствовал в словах Тимоши желание исповедаться.
Тимоша честно заработал орден и медали, но ему не терпелось получить новые награды. И вот однажды разведчики под его началом отправились в ночной поиск. Перед разведчиками стояла задача — добыть «языка». Кнышу повезло: ему удалось блокировать немецкий блиндаж, стоявший на отшибе, в самом конце траншеи, и захватить сразу трех «языков» — унтер-офицера и двух телефонистов. Порядок. Дело было под Оршей, дивизия долго стояла в обороне, и добыть «языка» было не так-то просто. Тимоша отправил в штаб телефониста Франца, а двух других немцев — унтер-офицера Ганса и Рихарда — решил попридержать и упрятал их в бревенчатый овин под замок. Стоял у них такой овин за боевым охранением роты, на ничейной земле; к тому овину можно было добраться только ночью, да и то по траншее. Тимоша подкармливал немцев из пайка, который получал: двух разведчиков ранило во время ночного поиска, их отправили в полковой медпункт, одного убило, но Тимоша, по своему обыкновению, ротному писарю о потерях не сообщал, строевую записку не переписывал. Делалось это главным образом ради водочки, которую присылали на выбывших и которую сам бог велел пить за их здоровье или за упокой души. Нормально. Тут лишние порции щей да каши как нельзя более пригодились. Пленным по закону половина красноармейского пайка полагается, а Тимошины «языки» оказались прямо-таки на усиленном питании.
Прошло три дня — отвели в штаб Ганса. Еще два дня — отправили Рихарда. За каждого «языка» генерал орден обещал — шуточное ли дело! Вот Тимоша и решил сразу заполучить несколько наград. Да еще — чем черт не шутит! — может быть, и вторая звездочка ему на погон слетит.
Тимоше выдали высокую награду. Генерал не мог нахвалиться своей разведкой: «языка» за «языком» берут!
Ну а потом пленные немцы где-то в разведотделе штаба армии встретились на очной ставке и вывели Тимошу на чистую воду.
С его гимнастерки отвинтили новый орден, а заодно и старый орден с медалями ему улыбнулись, и лейтенантские погоны сорвали, и даже пояс отобрали, когда в трибунал вели. И получил бывший младший лейтенант Тимофей Кныш десять лет заключения, и попал с этим сроком в штрафной батальон.
— Все сразу заработал… — сказал Тимоша с нервным смешком. — Хотел удержать в одной руке три арбуза…
Вчера вечером в пылу перестрелки с фаустниками Тимоша потерял из виду других штрафников, которые ходили с ним в атаку. Может, драпанули герои? Он попытался пробиться к своим за канал, через каменный мост, но это не удалось.
И когда Пестряков запретил Тимоше идти наугад через линию фронта, он был прав. Тимоша потому так легко и смирился с приказом усатого грубияна, что в душе был с ним согласен.
Подставлять грудь под пули Тимоша и сам не торопился. Его всегда возмущала неумная горячность, которая приводит к потере осторожности. Это было несовместимо с представлением Тимоши о том, как он должен вести себя на фронте и как должны складываться его взаимоотношения с фашистами.
Нет, Тимофея Кныша голыми руками не возьмешь! И если ему суждено сгинуть в этом городке, то он постарается показать напоследок фашистам, что он за воин и сколько он стоит, бывший младший лейтенант, бывший дважды орденоносец, а ныне штрафник Тимофей Кныш, чья душа уже давно болтается между этим и тем светом.
Ранили бы его, как это трижды случалось с ним до провинности, — и все сразу встало бы на свое место. Значит, он кровью своей смыл проступок перед Родиной; и награды вернули бы ему, и звание. А то он воюет в штрафном звании от белорусского городка Сморгонь, столько рядом с ним людей упало и не поднялось, а он будто заколдован теперь от пуль и осколков.
Все люди мечтают о скорой победе, и ведь он тоже о ней мечтает, а все-таки страшно подумать, что вдруг завтра Гитлер объявит капитуляцию, отгремят последние выстрелы, фашизм выйдет с белым флагом, а он, Тимоша, так и останется должником.
И все-таки этот долговязый был прав, что не позволил ему вчера ретироваться из подвала. Остались бы от Тимоши только аппендицит да еще анкета!
Пусть даже его в штрафном батальоне сочтут дезертиром — он не позволит фрицам подстрелить себя, как желторотого цыпленка.