Тимоша упрямо продолжал сваливать всю вину на какой-то батальон, который драпанул на левом фланге.
— Дался тебе этот сосед слева!
— По-видимому, противник собрал танковый кулак, — предположил лейтенант, — и нанес удар стратегического значения.
— Не могут сейчас немцы… такой удар, — возразил Черемных тихо, но убежденно.
— Почему же?
— Потому что сам Черняховский операцией командует, — встрял в разговор Тимоша. — Черняховского следом за мной на этот фронт перебросили. Мировой мужик! Я его хорошо знаю.
— И давно? — Пестряков нахмурился, а усмешку спрятал в уголках рта.
— Видел однажды, — стушевался Тимоша. — На понтонном мосту, когда Десну форсировали. Потом мы встретились во вторичный раз. Под Оршей. На Минском шоссе…
— Понятно, — Пестряков ухмыльнулся в обкуренные усы, — Это когда Черняховский с тобой военный совет держал? Вас тогда всего двое и было. Командующий фронтом да ты, рядовой.
— Я тогда еще в младших лейтенантах ходил, — Тимоша заморгал белесыми ресницами. — Уже погодя в штрафную гвардию попал.
В подвале наступила тягостная тишина.
— Попал, да не пропал! — как можно бойчее сказал Пестряков и при этом повел шеей так, словно ему стал узок непомерно широкий воротник шинели.
Никто не стал расспрашивать Тимошу — о таких вещах допытываться не полагается.
— Но можно искупить свою вину, — поспешил с утешением лейтенант. — К вам вернется тогда звание, хорошая репутация и…
— В том-то и дело, — перебил Тимоша мрачно. — Репутация моя подмоченная.
— Огонь на войне все сушит, — через силу подал голос Черемных. — Высушит и твою репутацию.
— Если только успеет, — хохотнул Тимоша, — Гитлер-то уже доходяга… Так что двинусь я. Пока не кончилась война. Может, доберусь до своих…
Тимоша повесил автомат за спину, придержал рукой гранаты, висящие на поясе, решительно повернулся и сделал шаг к оконцу, показав при этом изодранную, всю в рыжих ожогах шинель.
Он уже собрался было выдернуть подушку из проема.
— Отставить! — прогремел Пестряков. — Некуда тебе сейчас идти. И нечего на авось воевать.
— Еще один командующий на мою голову! Ты что, с танка упал? Или забрался повыше — с крыши?
— Умственно нужно воевать, а не очертя голову. — Пестряков старался говорить спокойно, отвергая сварливый тон Тимоши.
— Да кто ты такой есть, чтобы командовать мной?
— Гвардии рядовой Пестряков.
— Ну вот видишь… А я все-таки разведка. «Глаза и уши»! Если бы вы, — Тимоша повернулся к лейтенанту, — приказ отдали… совсем другое дело!
— По-видимому, товарищ Пестряков прав. — Лейтенант залился румянцем. — Зачем же идти на верную гибель?
— Ты же нас от расстрела в спину выручил! — Пестряков стукнул черным кулаком по карте, и плошка подпрыгнула, как при близком разрыве. — А сейчас оставляешь без боевого питания. У тебя же целый клад — гранаты живые…
— Зато диск пустой, — развел Тимоша крупными, не по росту, руками. — Расстрелял. Чуть не до пуговицы. Караулил вашу эвакуацию…
— Знаю, что не расписывался пулями на заборе… Ну а пистолет трофейный?
— И вовсе холостой. — Тимоша пренебрежительно швырнул парабеллум в угол подвала.
— Прав Пестряков, — промолвил Черемных. — Стоящий солдат на рожон не лезет…
Тимоша внимательно посмотрел на Черемных, послушно отошел от оконца и уселся на пол. Он дунул в пустые ножны от кинжала:
— Мое холодное оружие…
— Тем более озорство — чуть не с голыми руками через фронт отправляться, — добавил Пестряков мягче, тоном убеждения. — И местность в лицо не знаешь. Как вы думаете, товарищ лейтенант? Нужно подсчитать боеприпасы, — тактично распорядился Пестряков.
Лейтенант торопливо кивнул в знак согласия.
У Черемных и лейтенанта оказалось по семнадцати патронов — по девяти в пистолетах и по восьми в запасных обоймах.
У Тимоши в диске осталось всего-навсего три патрона и, после того как он подорвал кухонную плиту, четыре гранаты.
Пестряков насчитал у себя в диске автомата двадцать три патрона, гранат у него не осталось, из холодного оружия был кинжал.
— Все боевое питание разделим потом по справедливости, — решил Пестряков. — Арсенал-то у гарнизона нищий. Так что беречь каждый припас!.. А карту я покуда, товарищ лейтенант, у себя оставлю. — Он властно разгладил сгиб карты черной костлявой рукой.