Он вспомнил эпизод из первого или второго класса, когда учительница раздала разные картинки детям и дала задание коротко описать то, что на них нарисовано. Ему достался большой рогатый лось на фоне осеннего леса и очень пасмурной хмурой погоды. Изложение вышло соответственно этому пейзажу. Это была первая двойка. Причём над фразой «Вышел лось и грустно посмотрел куда-то в осеннюю даль» учительница почему-то посмеялась над Ним. Причём при всех. В Его описании этого сюжета не было материализма, а было настроение. В советской школе это не котировалось.
Это был первый урок по запрету на внутренне настроение и изложению того, чего как бы нет. Сейчас Он осознаёт этого ребёнка с жалостью и любовью. Жаль, что нельзя его поцеловать, погладить по голове и сказать несколько обнадёживающих, ласковых слов о том, что это всё такие мелочи, такая ерунда, что даже и запоминать это не надо. Но этот Ребёнок запомнил этот урок навсегда. Настолько навсегда, что даже после смерти тела, находясь в центре Шара Жизней, первое, что вспомнил – этот незначительный эпизод.
4
Детская жестокость. В человеке спрятан зверь. Внутри детей этот зверь называется – обезьяна. И плохо если у этой обезьяны в руках граната. Я вспомнил эпизод из поездки в Египет. Проезжая по Каиру мимо каких-то трущоб, Мне запомнилась стайка детей, играющая во что-то. Один ребёнок таскал на поводке небольшую белую собаку, но… только собака была дохлой. Автобус промчался быстро мимо этой сцены, но вся эта потрясающая своей простотой и невинностью жестокость детей, очень сильно врезалась в Память. Так же как и целая роща полная убитыми воробьями в Южном Казахстане, около Чимкента, куда «я» ездил с матерью – тоже осталась там, в Моей Памяти. И те казашата, бросающие птиц в пруд и стреляющие в них из рогаток. Ведь это были всё – дети. Их было много и на замечание, сделанное им моей мамой, они посмотрели на нас, как на каких-то отсталых, мешающих жить белых дикарей, которые не понимают, что воробей – птица весьма «вредная и сорная, злейший враг урожая», да и вообще – «шли бы мы своей дорогой».
«Обезьяна» без надлежащего воспитания и обучения растёт, дичает и свирепеет. Но остается «обезьяной», которая всё-таки умеет иногда, при осознании неизбежности наказания, прятаться и показывать очень дружелюбное лицо. Когда-то, служа в армии, Я стал осознавать, что не склонен к убийству, насилию, унижению других. Помог случай с котом, принадлежавшим прапорщику, завхозу части. Или просто по-солдатски – «каптёрщику». Дембеля решили отомстить ему за что-то. Месть решили они осуществить не лично прапорщику, а через убийство его кота. Они решили его повесить. Руководил столь «благородной» процедурой «мести», «свиноподобный» рыжий литовец со звучной и известной в Литве фамилией Бразаускас – однофамилец известного в прошлом руководителя этого государства. Согнали для показательности и соучастия в преступлении весь «молодняк», среди которого был и «я».
Чёрный кот был красавцем, с большими умными глазами. Его поймали и дали держать «мне», пока «дембеля» готовили верёвку. А Я его отпустил. Поразила невероятная сила, наполнившая это небольшое существо, когда оно боролось за Жизнь. Не мог Я поступить иначе. Какая-то сила заставила сжалиться и отпустить, несмотря на угрозу расправы со стороны «дембелей», сорвав при этом весь их «праздник мести». И, что удивительно, Мне ничего за это не было от несостоявшихся мстителей, кроме того, что меня назвали трусом, слабаком и чмом. Но зато кот остался жив, хотя и обходил потом казарму стороной. Все всё понимают в этом Мiре и в этой Жизни. В том числе и коты.
В армии, на втором году службы, «я» был так же «плохим» дедом. «Я» был «сам по себе» и не участвовал в унижениях и побоях «молодняка», несмотря на то, что все мои одногодки «давили» на меня. «Я» служил на узле связи и в казарму старался появляться очень редко, отпуская дежуривших на коммутаторе телефонисток домой в семьи. А те, в свою очередь, старались облегчить мою солдатскую жизнь домашней едой, которой угощали в знак благодарности. Или помогали соединиться по военной связи с домом, так как мне, простому сержанту, практически было невозможно выйти через «позывные» по связи между двумя разными военными округами.