Нуры хотелось перед дорогой еще поболтать. Его давно интересовал старый, затянувшийся шрам, оставленный на щеке Бабалы чьим-то копытом. Глянув на этот шрам, он сказал:
— А ты, начальник, как погляжу, не всегда был таким солидным, как сейчас. Мальчишкой-то, верно, здорово озоровал.
— С чего ты это взял?
— Этот вон шрам — разве я тебе подарил на память? Не иначе как какой-нибудь норовистый коняга. И ведь он не тронул бы тебя, ежели бы ты его не задирал.
Бабалы рассмеялся:
— Ишь, Шерлок Холмс выискался!.. А вот и ошибся, дорогой, не конь это, а ишак!
Ему вспомнилось, как в детстве он дразнил ишака, а тот оказался еще более задиристым, чем сам Бабалы, да и лягнул его копытом. Когда Бабалы, с лицом, залитым кровью, но без жалоб и рева пришел домой и рассказал, как было дело, не скрывая своей вины, отец не накричал на него, а ободряюще проговорил: «Ничего, сынок, до свадьбы заживет. Джигит без ранения — это не настоящий джигит!» Айна запричитала было над сыном, но Артык остановил ее сердитым окриком: «Замолчи, жена! Не велика беда — заполучить удар копытом. Рана, нанесенная саблей, и та затягивается. Больнее всего, жена, ранит злое слово, — дай бог уберечься от него нашему мальчику!..»
Улыбнувшись этому воспоминанию, Бабалы сказал:
— Да, смирным я в детстве не был. Но знаешь пословицу: смирному — место в могиле. Да и отец мой не хотел видеть меня тихоней, а учил отваге и стойкости. Ох как пригодились на войне его уроки!
— На войне и я не сплоховал! — напыжился Нуры и ткнул себя пальцем под одно из ребер. — Тут не ослиное копыто оставило след — фашистская пуля!
— Знаю, знаю, Нуры. Ты у нас герой!
Самого Бабалы на войне ранило не однажды, но он не покидал передовой, лечил раны в санбате. Лишь последняя надолго уложила его на госпитальную койку.
Произошло это уже в самом конце войны, двадцать девятого апреля. Бабалы командовал взводом гвардейских минометов. Он всегда появлялся со своими минометчиками там, где было опаснее всего. При взятии Берлина в одном из кварталов Целлендорфа взвод натолкнулся на яростное сопротивление фашистов. Каждый шаг вперед давался дорогой ценой — ценой крови и жизней. И вот, когда минометчики начали одерживать верх и совсем близка была победа, рядом с Бабалы разорвался вражеский снаряд, в оба колена угодили осколки, и Бабалы рухнул на груды битого кирпича.
Взвод двинулся дальше, а командира отправили в длительное путешествие по госпиталям…
— Да, досталось нам обоим на войне, — задумчиво произнес Бабалы, обращаясь к Нуры. И вскинул голову: — А теперь нас ждут новые битвы — к счастью, бескровные. Мы отправляемся на войну с пустыней! Вперед же, Нуры-хан! — Он чуть помедлил. — Ступай за вещами.
Нуры удалился. А Бабалы припомнил, как сопротивлялся он совсем недавно этой поездке. Нет, не самой поездке на строительство канала, — Бабалы хорошо понимал всю важность и с удовлетворением представлял весь размах задуманного сражения за воду. И сам считал, что его место — там, на стройке. Но место инженера, а не руководителя.
В последнее время Бабалы работал в Министерстве водного хозяйства. Одним из первых он узнал о решении насчет строительства Большого канала и попросил послать его на самый трудный участок. Просьбу его уважили — назначили начальником участка Рахмет. Бабалы, не раздумывая, отказался от этого назначения. На него насела коллегия министерства — он продолжал стоять на своем: на участок он готов поехать хоть сейчас же, но инженером, а не начальником.
Вчера его вызвали на бюро республиканского ЦК партии.
Аджап он об этом не рассказал… Хотя стыдиться ему было нечего: он держался на бюро без робости, уверенно, с достоинством. И спокойно объяснил причины своего отказа от должности, на какую его пытались назначить:
— Поймите, уважаемые товарищи, я горжусь оказанным мне доверием и благодарен за него. Но я инженер-ирригатор и не обладаю ни способностями, ни опытом администратора. Я никогда еще не руководил тысячами людей, не ведал большим, сложным хозяйством.
— Вы — коммунист, товарищ Бабалы Артык, — негромко заметил один из секретарей ЦК. — А коммунист, по сути своей, и организатор, и воспитатель. На любом участке — он ведет за собой людей.
— Но я принесу больше пользы как инженер!
— Это вам так кажется, — секретарь сделал упор на слово «вам». — Вы что же, думаете, вам предложили высокий ответственный пост с бухты-барахты, не обсудив всесторонне вашу кандидатуру! Уверяю вас, дорогой товарищ, что были взвешены все «за» и «против». И учтено даже то, что вы — сын Артыка Бабалы.