Все дружно захлопали, но даже аплодисменты не могли заглушить доносившуюся сюда, все крепнущую мелодию «Настал счастливый час».
Новченко продолжал:
— Но вернемся к молодым. Вам не надо знакомить меня с Бабалы Артыком, а вше его — с вами. Все мы хорошо его знаем — как достойного сына своего отца, Артыка Бабалы. Многим не надо представлять и Аджап Моммыевну — нашего молодого доктора, дочь Моммы Мергена, который одним из первых понес в аулы светоч знаний. Наши молодые — замечательная пара, и я поздравляю их от имени всех строителей Большого канала! Пусть живут они в мире, здоровье, счастье! Пусть не витает над ними и тень беды и зла! Пусть одарят они своих родителей целой бригадой внучат! Прозвеним же бокалами в их честь!
Он чокнулся с Бабалы и Аджап, и тут же к ним потянулся со своим бокалом Нуры, лицо которого сияло как луна: довелось-таки ему прозвенеть бокалами на свадьбе Бабалы! Чуть пригубив вино, он поморщился и громко крикнул:
— Горько! Горько-о!
Гости поддержали его одобрительными хлопками и возгласами, а Нуры, дождавшийся своего часа, все надрывался:
— Меду, меду! Пусть жених и невеста подсластят нам вино!
В конце пиршества глашатай объявил:
— Свадебный той будет продолжаться и завтра! Вы увидите скачки, борьбу, состязания в стрельбе из ружей, ха-ав! Победителям достанутся призы, ха-ав! Джигиты получат их из рук самого Артыка Бабалы, ха-ав! Не говорите, что не слышали, ха-ав!
Айна в этот день не помнила себя от счастья:
Строители и колхозники, горожане и жители аулов, туркмены и русские единой семьей праздновали свадьбу Бабалы и Аджап.
Эпилог
ень выдался ясный и мягкий. Солнце грело, но не припекало. Дул ласковый ветерок, он не поднимал пыли, зато насыщал воздух свежестью, и легче дышалось, и тихо шелестели листья ту ранги, которая тянулась рощами по берегу реки Теджен. Птицы щебетали, словно соревнуясь друг с другом.
По дороге Теджен — Серахс двигались в обе стороны грузовики, автобусы, «газики», легковые автомобили. В этом потоке выделялся всадник, скакавший во весь опор по направлению к Большому каналу. Он прильнул к шее коня, конь летел как пуля, со стороны казалось, будто всадник спасается от погони или хочет захватить приз. И удивительно было, как конь, на такой бешеной скорости, ухитрялся лавировать между машинами, избегая столкновения с ними. И звонкий стук копыт звучал странным диссонансом шелесту шин и шуму моторов.
Путники, шедшие по обочине, при виде мчавшегося всадника останавливались, удивленно глядели ему вслед. Обменивались мнениями;
— Чудное это зрелище — конь на нынешней дороге;
— Куда это он спешит? Никто вроде за ним не гонится
— Если у него срочное дело, так сел бы в машину, а не мучал бедную лошадь.
— Может, машины ему не подвернулось? А он торопится.
— Куда, зачем? Чтобы в наш. век техники нестись по шоссе на коне, нахлестывая его камчой, — нужна особая причина.
Всадник не слышал этих разговоров. Он вообще ничего не замечал — ни обтекающих его машин, ни зарослей туранги, смутно темневших справа от дороги, ни кустов чогана, черкеза и другой зелени, дивным миражом проплывающих слева. Он смотрел перед собой, стремясь к намеченной цели. И конь рвался вперед, словно стрела, выпущенная из лука.
Это мчался Артык на верном своем Мелегуше.
И вряд ли кто поверил бы, что всаднику уже за шестьдесят. Посадка его была уверенная, ладная, как в те времена, когда ему было двадцать пять лет…
На мосту через Большой Канал, пересекающий дорогу, Артык натянул поводья и остановил коня.
Гладкие золотистые бока Мелегуша блестели от пота, на широкой груди выступила пена. Но он не выглядел усталым, громко ржал и жевал удила, вытягивая стройную шею и нетерпеливо перебирая копытами.
Русло канала было проложено здесь недавно, воды в нем еще не было, отчего берега казались особенно высокими.
Артык покачал головой, подкрутил узловатыми пальцами седые усы. Лицо его выражало разочарование. Канал без воды, — это он уже видел и потому не поразился ни ширине, ни глубине русла, ни даже тому, что оно перерезало пустыню.
Постучав рукояткой камчи по луке седла, старик еще раз огляделся по сторонам и погрузился в раздумья. Тем, кто проходил или проезжал по мосту, этот одинокий всадник напоминал человека, который или потерял что-то, или кого-то ждал. И чудились в нем знакомые черты. Многие, уже миновав мост, все оглядывались назад, силясь вспомнить: кто же этот седок, уже немолодой, но еще могучий, как ствол старой ту-ранги, с лицом задумчивым и суровым.