Впервые за долгое время я поняла, что меня это устраивало. Я никогда не смогла бы вернуться к той невинной четырнадцатилетней себе, которая хранила в себе только доброту и ничего не знала об ужасах мира. За свою короткую жизнь я пережила больше травм, чем многие за всю свою жизнь. И все же я не могла жалеть себя. Мне нужно было собрать разорванные в клочья остатки своей жизни и аккуратно собрать себя по кусочкам, превратив в кого-то, с кем я могла бы жить долго. Как бы мне ни хотелось стереть последние несколько лет из своей памяти с помощью какого-нибудь странного эксперимента, я не могла.
Мой пошатнувшийся фундамент нуждался в восстановлении, чтобы стать непробиваемым. Никогда больше я не оказалась бы во власти другого человека, будь он членом семьи или нет. Мне было все равно, кого это оскорбляло. Мое психическое здоровье должно было быть превыше всего. Я бы без колебаний отказалась от людей, которые приносили в мою жизнь больше стресса, чем счастья. Я пережила одно из самых тяжелых испытаний, когда рядом со мной никого не было, поэтому знала, что могла добиться всего сама.
— Нет.
Холлис уставился на меня с таким огнем в своих льдисто-голубых глазах, что мне пришлось отвернуться.
— Ты не можешь просто так выбросить то, что у нас есть, только потому, что мы узнали, что с тобой случилось. Это не наша вина, мы с тобой так не поступали, — он дрожал от ярости.
— Я знаю, что вы не делали этого со мной, и я вообще не виню вас за то, через что мне пришлось пройти.
Я просто затаила небольшую обиду за то, что они не разобрались в этом, и это было нездорово и нечестно.
— Но я действительно виню всех вас троих за то, что вы усложнили мне жизнь. Вы щеголяли передо мной разными девушками. Распространяли слухи, заставляя весь кампус останавливаться и пялиться всякий раз, когда я проходила мимо. Барби дала мне пощечину. Меня накачали наркотиками.
Я сузила взгляд на Тексаса и Холлиса, заметив эти последние два пункта. У них хватило порядочности выглядеть пристыженными, когда они поморщились. Хорошо. Я загибала пальцы под каждый пункт.
— Я даже не буду вдаваться в подробности того, что это заставило меня почувствовать и с чем я имела дело в то время. Не ждите, что я снова лягу в вашу гребаную постель только потому, что вы не против. Я не против.
Я осознала, что мои руки на коленях были крепко сжаты. Я отпустила их, не обращая внимания на боль в том месте, где впилась ногтями в ладонь. Мне было так горько из-за всего этого.
— Вы спали с кем-нибудь еще после меня? — выпалила я, мгновенно пожалев о том, что сорвалось с моих губ, не подумав, когда их глаза загорелись.
Да, я веду себя как ревнивая подружка, в то же время практически разрывая отношения между нами всеми. Здесь я не помогала себе.
— Нет, никто из нас этого не делал. Это было просто для вида… — Техас подтвердил.
Я была довольна этим, но в то же время, пошли они к черту.
— Я люблю тебя так чертовски сильно, — выдавил Престон.
Его слова остановили и перезапустили мое сердце. Это было то, что я хотела услышать, но в то же время не это.
— Этого недостаточно, — заявила я.
Мой голос звучал твердо, хотя все внутри меня словно отключилось.
— Да пошла ты, Милла! — рявкнул Холлис.
Он вскочил, подошел ко мне и стащил с кресла, заключив в свои объятия, сокрушающие кости.
— Мое сердце принадлежит тебе, моя маленькая лгунья, — он оторвался от меня, быстро вышел из комнаты и не оглянулся.
Я взглянула на двух других. Они потеряли бдительность, позволив эмоциям выплеснуться через их глаза, и это чуть не сбило меня с ног.
— Произнесение этих трех коротких слов дает тебе власть, своего рода рычаг воздействия на нас. Но я устал притворяться, что мое бьющееся сердце не принадлежало тебе с тех пор, как мы были детьми. Я устал лгать самому себе. Я люблю тебя, Милла, но понимаю, почему ты это делаешь. Три маленьких слова не могут стереть то, через что ты прошла, или то, что мы с тобой сделали, но теперь они запечатлены в твоем сознании, так что ты знаешь без всяких гребаных сомнений, что ты украла мое сердце задолго до того, как я понял, что оно пропало, и нашел себе дом вне моего тела, — поделился Техас, мягко улыбаясь, без ухмылки.
Это напомнило мне о мальчике, скрывающемся под мужчиной. Я полагала, что это была самая уравновешенная вещь, которую он когда-либо говорил. Я была ошеломлена, поэтому просто бездумно покачала головой.
— Ты от нас не избавишься, — заявил Престон.
Он встал, засунув руки в карманы джинсов. Я приподняла бровь, чтобы возразить на это заявление, но он продолжил.