Потому что мы были легендарными Совами. Общество столетней давности, о котором шептались, вымерло вместе с нашими предками. Наша сеть была надежно заброшена в штат Ист-Бэй, который находился в часе езды от Калифорнии, но мы также работали за пределами этого района.
Существовали непредвиденные обстоятельства, гарантирующие, что нас всех не уничтожили бы, и если это каким-то образом произошло бы, то на кого упала бы ответственность. Традиции соблюдались, и общество инициировало вас, когда вы доказали свою вечную преданность в нескольких проверенных и неожиданных ситуациях.
Совы были глазами ночи. Мы наблюдали и работали из затененных уголков, заглядывая за пределы иллюзий и обмана, расставленных перед нами. Мы видели правду и знания такими, какие они были на самом деле. Наша работа не всегда была законной, обращение с такими людьми требовало особых навыков. Навыков, которыми в нашем кругу наш парламент обладал в избытке. Обучали всему на специализированных уроках, которые соответствовали нашим индивидуальным достоинствам — от вооружения до взлома, от боевых навыков до проникновения.
Законные правительственные учреждения нанимали нас для выполнения работы, которая была им не по силам, чтобы стереть с лица земли видимые угрозы. Законы и правила не применялись ко мне — к нам — в Совах. Мы имели дело и с менее легальными группами: мотоклубами, бандами, мафией. Как ни крути, у нас были текущие соглашения с некоторыми из них, и все они были распределены по разным штатам.
Однажды меня доставили на допрос в местный полицейский участок с доказательствами, которые показали, что я бил кулаками ублюдка, который более чем этого заслуживал. К сожалению, это не было стерто до того, как полиция увидела запись своими маленькими глазками-бусинками. Они оправдали меня в течение получаса после того, как моя задница просидела в камере, когда старый добрый комиссар полиции лично спустился, чтобы освободить меня. Достаточно порядочный парень, он передал свое обещание и преданность значку, но его преданность больше принадлежала Совам.
Невозможно играть чисто, когда имел дело с самыми грязными ублюдками. Ты должен был придерживаться их линии поведения и переносить ее на их игровую площадку, крепко прижимая к груди мораль, защищая свою собственную.
Я больше не верил в простоту хороших или плохих людей. У всех нас была двойственность, управляемая балансом света и тьмы — сторон для нас, которые балансировали на грани добра или зла. Как самостоятельным людям, нам пришлось научиться уравновешивать эту двойственность, чтобы мы могли выживать в ней ежедневно. У каждого была способность принимать зло так же, как и добро. Те из нас, кто стирал обыденность и проводил разделительную черту, с гордостью обладали истинной властью. Это не означало, что я не совершал поступков, которые можно было бы расценить как зло, но стоящие за этим доводы искореняли это.
То, как я проливал кровь, было прекрасной симфонией, исполненной преданными пальцами. Ритмы мелодии эхом отдавались в моей голове, подстегивая меня к нанесению смертельных ударов. Никто не считал меня нормальным, особенно потому, что я отпрыск Криса Пенна. Я только что пришел в себя. Я бы с радостью перерезал глотки; опасный зверь овладевал мной, когда я набрасывался на тех, кто заслуживал нашего гнева, с опасной ухмылкой на лице.
Эта новая версия Миллы была для меня незнакомкой. Неизвестной. Я скучал по тому человеку, которым она была раньше, до того, как все пошло прахом. Общение с ней снова не принесло бы мне ничего хорошего. У меня были обязательства — важные — которые не предполагали, что какая-то невинная девушка вернулась бы в мою жизнь и перевернула ее вокруг своей оси.
Потому что это то, что она сделала со мной. Мир перевернулся, когда она была в пределах моей досягаемости. Я всегда знал о ее способности проникать ко мне под кожу без приглашения, вот почему я избегал этого, как похоронного звона. Я держал ее в дружеской зоне; это был самый безопасный вариант для всех участников.
Я не мог заявить на нее права, потому что она никогда не была бы только моей. Она также принадлежала Холлису и Престону, даже не осознавая этого. Естественно, она тянулась к нам больше всех остальных мальчиков в наследии. В то время она была несовершеннолетней и подростком. Когда я почувствовал перемену в ее поведении по отношению к нам, загорелись предупреждающие значки. Она была всего лишь ребенком, а мне только что исполнилось девятнадцать.
Итак, я сделал то, что должен был сделать, чтобы разрушить ее невинные мечты, которые так и не смогли осуществиться. Я утонул в "легких женщинах", убедившись, что выставил это напоказ и сунул прямо в лицо Милле.