Для него было только лучшее, с высокими мерами безопасности, которые не допускали тех, кому здесь не рады. Это был всего лишь второй раз, когда я была в этой квартире, и ее красота снова ошеломила меня.
Отперев дверь, я положила сумочку с ключом на буфет и подошла к окнам от потолка до пола, которые занимали всю ширину гостиной. Я с благоговением смотрела на яркие огни города внизу, освещавшие потемневшее синее ночное небо со зловещими облаками.
Я стояла там, не зная, сколько времени прошло, когда услышала поворот ключа в замке и шаги, которые, казалось, отдавались рикошетом по всему моему телу, усиливаясь по мере того, как они внезапно останавливались позади меня.
Руки сильно надавили на мои плечи, когда я попыталась повернуться, удерживая меня на месте. Я резко втянула воздух, когда его пальцы впились глубже. Я напряглась от острой боли, зная с уверенностью, что завтра там остались бы следы пальцев, которые мне пришлось бы тщательно замазывать.
— Ты выглядел впечатляюще сегодня вечером, — пробормотала я, увидев его отражение в окне передо мной и отметив опасную улыбку на его лице.
Сделав глубокий вдох, я выбросила из головы все, кроме того, что происходило здесь и сейчас.
— Тебе нравится, когда тобой восхищаются другие, а? Многие другие мужчины? Тебе нравилось, когда они смотрели на тебя с похотью в глазах, верно? — он спросил, провоцируя меня и создавая несуществующие проблемы.
Как бы я ни ответила, это было бы неправильно. Я знала, что спокойной ночи не было бы; я чувствовала это. Итак, я сделала то, что умела делать, когда изо всех сил старалась уберечься от худшего из его поступков.
— Мне очень жаль, — сказала я ему честно, и так оно и было.
Мне было жаль, что такова моя жизнь, что я должна извиняться за его поведение, за поведение других и за то, как они относились ко мне. Почему-то это всегда была моя вина. Я была единственной, кто страдал. Я потянулась, положив одну руку на его челюсть, а другую на его тело. Я прижалась к нему, подчиняясь ему. Он напрягся, но я проигнорировала его реакцию и продолжила.
— Скажи мне, что делать.
Я повернула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Он знал, что я принадлежала ему, всегда принадлежала. Его глаза загорелись удовлетворением и желанием. Меня всегда удивляло, как легко он прятался за своей маской перед другими, в то время как мне казалось, что его выразительные глаза рассказывали подробную историю.
Улыбка, которой он одарил меня, была чистейшим самодовольством, и я знала, что сегодня вечером он довел бы меня до предела. Проверял бы меня — не то чтобы тесты когда-либо прекращались. Уроки были постоянными.
Повернув мое тело лицом к себе, он сказал:
— В другую комнату. Сейчас.
Он подтолкнул меня в том направлении, когда мои ноги запнулись, следуя вплотную за мной.
Другая комната. Прямо рядом с его спальней, но уникальная. Он реконструировал ее так, чтобы она повторяла все особенности комнаты в школьном общежитии, которую я оставила позади. Воссоздание нашей грязной истории. Больные, извращенные игры разума. Я научилась хорошо понимать его; у этого человека было три стороны.
Временами то, чему он меня подвергал, казалось более регламентированным, а иногда нет; как будто две личности боролись за приоритет, и одна стала приемницей. И последняя, которая редко, если вообще когда-либо, проявляла себя как друг, которого я когда-то знала.
Я, спотыкаясь, вошла в комнату на каблуках и осмотрела дополнительные аксессуары, которых не было в моей старой комнате в общежитии. Мебель и игрушки, использованные в сцене БДСМ. Предметы, которые, при правильном использовании по обоюдному согласию, я не сомневалась, доставляли удовольствие сотням тысяч людей по всему миру.
Для меня они олицетворяли все неправильное в этой ситуации. Любая форма насилия никогда не была добровольной, это никогда не было выбором.
— Раздевайся. И на кровать на четвереньки, — рявкнул он, и его голос прозвучал как удар хлыста.
Прежде чем я успела двинуться, чтобы выполнить его приказ, он оказался у меня за спиной, разрывая молнию на спине моего платья, грубо толкая его вниз; швы платья разошлись. Стоя неподвижно, я позволила ему делать то, что он хотел, пока обрывки платья клочьями валялись на полу. Великолепное платье, теперь испорченное.
— Сегодня вечером другие оценили это тело без моего разрешения, — прошипел он мне на ухо, его твердое тело прижалось к моей спине в знак предупреждения.