— Ты серьезно? — взвизгнула она.
Ой, мои уши.
Я разозлился, заставив ее неловко переступить с ноги на ногу. Я производил такой эффект на людей.
— Совершенно серьезно. Чего ты хочешь, Аннабель?
— Это из-за нее, не так ли?
Я притворился, что не понял, кого она имела в виду, хотя был почти уверен, что это Милла.
— Нет.
Я начал закрывать остальные учебники, мягко отодвигая ее в сторону, так что она оторвала свою задницу от того места, на котором сидела. Разговоры о неуважении к литературному миру.
Аккуратно складывая их в стопку, чтобы кто-нибудь из персонала забрал их обратно, я демонстративно игнорировал острый взгляд девушки, которая собиралась изо всех сил вцепиться в меня кончиками своих накладных ногтей.
Жаль, что я не прислушался к предупреждениям Престона избегать ее. Хотя не то чтобы я сказал ему, что он был прав.
— Она никто, Текс. Никто, ты же знаешь это, — продолжала она, и краем глаза я заметил ее подруг, которых она усадила рядом с собой за соседний столик.
Казалось, им было неловко подслушивать наш разговор.
— Осторожнее, она наследница, — холодно предупредил я, закончив этот разговор. Конечно, как и ожидалось, эту девушку было не переубедить.
— Мне уже надоело смотреть, как ты, тяжело дыша, бежишь за ней! Я важна в этом кампусе; мое слово имеет вес для других!
Она так разнервничалась, что теперь ей было просто неловко. Я увидел, как ее подружки тихо ускользнули, и мне не удалось скрыть ухмылку. Умные девочки.
— Послушай, мы встречались несколько раз. Мы расстались несколько недель назад, ты знала, что это просто секс. Ты не можешь сказать, что я не предупреджал тебя, плюс у тебя появилось дополнительное время и внимание, — я вздохнул, указывая между нами. — Нет причин проявлять всю эту ревность и собственничество по отношению ко мне, когда у нас никогда не было официальных отношений.
Я думаю, что именно в этот момент она, возможно, потеряла бы самообладание, если бы не неожиданное — но не нежелательное — и своевременное вмешательство.
У меня была секунда, прежде чем Милла схватила меня за пучок волос, притянула к себе и прижалась губами к моим губам. Я был так чертовски поражен, что мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что она начала отстраняться, когда я не ответил. Взяв инициативу в свои руки, я обхватил ее сзади за шею, притягивая ее рот обратно к своему. Когда я облизал складку ее губ, она открылась для меня. Я застонал в ответ на поцелуй, мой язык атаковал ее, чувствуя себя так, словно я только что вдохнул порцию чистого адреналина.
Я отстранился, проводя языком по губам и пристально глядя на нее. У нее тоже было такое же озадаченное выражение лица.
Не произнеся ни слова, я встал, когда она отступила назад, и схватил ее за руку, переплел наши пальцы. Мои толстые пальцы обхватили ее крошечные, ухоженные. Думаю, я был так же удивлен этим жестом, как и она, и уверенными движениями быстро увел ее в какое-нибудь укромное место.
Я провел ее в комнату, повернулся и защелкнул замок на месте, погрузив нас в тишину с нарастающим между нами накаленным напряжением. Не раздумывая ни секунды, я набросился на нее, прижимая спиной к стене и крепко прижимаясь губами к ее губам. Я поцеловал ее так, словно это был мой единственный выбор в вопросе жизни и смерти.
На вкус она была как клубника и ваниль, и как мое чертово падение. У меня было чувство, что я только что основательно облажался. Я отстранился, чтобы посмотреть на открывшуюся передо мной красоту.
— Я собираюсь жесткого вытрясти из тебя секреты.
Тяжело.
Она бы сказала мне, нам. В конце концов. Те милые секреты, которые она прятала за этими умными глазами.
В нашем мире было слишком много незавершенных дел, и каким-то образом она была связующим звеном. Она была бы либо с нами, либо против нас. Однако, если она была против нас, это обернулось бы для нее не слишком хорошо.
Милла была наркотиком, обжигающим мои вены. Я мог бы порезаться, пытаясь выпустить яд, но у наркомана всегда была опора, а она всегда была моей ахиллесовой пятой.
— Это похоть, — сказал я ей, взглянув вниз на нее, все еще прижатую к стене, одна рука у нее над головой, ладонь прижата к стене, другая придерживает изгиб бедра. — Это никогда не будет любовью.
Она проделала хорошую работу по овладению своим лицом, но я заметил вспышку какой-то неизвестной эмоции в ее фиолетово-голубых глазах, прежде чем она скрыла это. Стеснение в груди при этих словах почти заставило меня поверить, что я не имел это в виду. Но я имел в виду, я должен был. Это не могло быть ничем иным — никогда.