— Ты когда-нибудь ела в уличных кафе? — спросил Алан, заставляя ее отвлечься от грустных мыслей.
Мелли обернулась к нему. Уличное кафе — столики прямо на брусчатке, под ветками цветущих яблонь, и несколько ларьков с едой, которую издалека сложно разглядеть.
— Нет, не бывала, — ответила Мелли.
И ее потянули к кафе. Тут, в целом, повторилось уже знакомое Мелли поведение: при их приближении многие забегали, продавцы каждого отдельного ларька подобрались и нацепили самые радушные улыбки. Продавали здесь свежие лимонады, десерт из взбитых сливок в небольших вазочках, мороженое, кофе и булочки. Для каждого блюда отдельный ларек.
Мелли подвели к ларьку со взбитыми сливками, она наугад выбрала тот, что со свежей клубникой — даже зная, что ее тут выращивают в теплицах и уже подают к столу в Алом Замке, все равно столь ранние ягоды удивляли. Алан взял себе взбитые сливки с шоколадом и ягодным сиропом, а Берти — просто кофе.
На стулья накинули специальные подушки, на стол поставили пару свечей и крохотный артефакт — мини-печь, Мелли знала их, потому что иногда такие ставили в школе, если весной и осенью выдавался слишком холодный день — это дешевле, чем включать отопление большого здания на пару дней.
— Тебе не холодно? — уточнил Берти. — Все же еще не лето…
Мелли покачала головой. У нее было ощущение, будто она попала… не в сказку, конечно, а в какую-то волшебную книжку. Где есть красивые магазины, город как с картинки и где можно есть десерты в парке прямо под цветущими яблонями.
Ее десерт в высокой креманке это тонкие слои воздушного бисквита, свежих ягод и взбитых сливок. К нему полагалась длинная ложечка. Мелли сняла перчатки и больше всего переживала, что заляпает верхнюю накидку. Перед Аланом поставили почти точную копию десерта Мелли, только верхняя шапка сливок была увенчана шоколадной крошкой и моченой вишенкой, причем прямо с ножкой.
Алан, хитро стрельнув глазами в сторону Берти, сказал:
— Интересно, у меня до сих пор получается?
И под недоумевающим взглядом Мелли отправил вишню в рот вместе с ножкой, около минуты просидел с очень странным выражением на лице, а после достал «ножку»… завязанную в узелок.
— Развратник, — прокомментировал Берти нейтральным тоном. — Вечно только о еде и сексе думаешь.
— Почему же? Еще я деньги люблю.
Столики вокруг них стремительно заполнялись. Мелли даже начинало казаться, что все люди так внезапно захотели отведать десерта только из-за них. У нее было странное ощущение уюта, которое раньше она ловила лишь в гостях у бабушки. Ее хозяева… любовники… казались сегодня другими. Ближе, понятнее… безопаснее. Поэтому она осторожно призналась:
— Я так и не поняла, что развратного в завязывании вишни узлом.
Во взглядах и Берти, и Алана промелькнуло явное удивление:
— А ты что, тоже так умеешь? — спросил Берти, отодвинув от себя кружку кофе.
Мелли смущенно улыбнулась и пожала плечами:
— Ну… в журнале было написано, что так умеют девушки… ну, легкого поведения. А мы как раз вишню от косточек чистили. И Олли подбил нас научиться…
Алана громко хохотнул, а потом довольно громко крикнул:
— Можно нам вазочку с моченой вишней? Очень нужно!
Мелли мигом покраснела, а Берти громко расхохотался.
Свое умение продемонстрировать все же пришлось. Потом Алан подбил Берти тоже научиться… У Мелли просто в голове не укладывалось, что они сидят в парке, под деревьями, на виду у огромного количества людей, и учат магистра смерти завязывать узел языком. А когда Мелли снова спросила, почему это считается развратным действием и как это связанно с сексом, даже люди за соседними столиками с трудом сдерживали смех, а уж Берти с Аланом хохотали в голос.
***
Роззи беспокоилась за сестру и брата, поэтому часто корила себя за свои же мысли… мысли о том, что жить стало лучше. В отличие от Мелли и Олли, ее не успели купить, самое страшное, что с ней случилось, это порка от хозяина рабского дома, потому что она пыталась уйти… глупая была идея.
Но сейчас… Роззи нередко ловила себя на том, что она чувствует себя счастливой. Не постоянно, конечно. Она часто беспокоилась о Мелиссе, которая выглядела такой расстроенной и несчастной в их прошлую встречу, что даже богатый наряд и цветущий внешний вид не смогли сгладить впечатление. И об Оливере, который ничего не рассказывал о том, что с ним произошло. Он говорил, что все в порядке, но когда коллега приобняла его, Олли внезапно наорал на девушку и убежал в туалет.
Вот только беспокойство появлялось временами, а ощущение, что она живет хорошо, было с ней почти постоянно. Их дом — пустой, но уже уютный, Роззи оглядывала его, мечтая о том, что постепенно обставит его какими-то мелочами, заполнит пустые пространства, разобьет цветник у входной двери. Может, даже заведут кота. Не тех ушастых крысоловок, что жили в ангаре, а нормального кота — пушистого, мурлыкающего и с чистыми лапами.
Ее с Оливером официально оформили на работу. С зарплатой. Так появились личные деньги, которых у Роззи сроду не было и о которых она всегда мечтала. И работа. Настоящая работа, а не необходимость ухаживать за огородом за кров и еду. Работа, на которой можно проявить себя, несмотря на то, что ты фермерская девчонка из крошечного городка. Рабыня.
Хотя… о последнем здесь вообще никто не вспоминал, а многие, кажется, и не знали.
В первый рабочий день Роззи отправили на склад — там срочно нужны были руки помощи, и она с Оливером целый день разбирала коробки. Предложила ввести перепись всего. Оливера посадили записывать, — с его-то девчачьим почерком самое оно — а Роззи к вечеру из рядового работника внезапно превратилась в главного командира процесса. К вечеру вторника они закончили разбирать склад, и Роззи с восторгом смотрела на ровные стенды и толстую стопку листов с перечнем всего, что здесь лежит.
В среду с утра ее посадили разбирать налоговые ведомости и те бумаги, что попали в эту кучу по ошибке. За соседними столами сидели такие же бойкие девчонки, которые проверяли документы, раскладывали их по папкам и в перерывах обсуждали городские сплетни. Оливера вообще забрали писарем к градоправителю.
Чем люди развлекаются на работе? Разумеется, сплетнями. К вечеру среды Розмари могла многое рассказать о тех людях, которые ее купили, хотя не задала ни одного вопроса. Просто слушала и делала выводы.
Алана здесь обожали. Им восхищались как личностью, о нем говорили с такой гордостью в голосе, будто жители города сами его вырастили и обучили. Магистр Бертран же был кем-то вроде божества, который подарил им Алана. Это плюс традиционный флер избранности ишериев заставляло народ произносить имя магистра Бертрана с суеверным придыханием.
Род Стэгар — древний и могущественный, но, по факту, уже умерший. Последний представитель рода — магистр смерти, он не может иметь детей. В городе давно переживали, что случится, когда он умрет. Он, конечно, не стар, его времени жизни должно хватить еще на поколение обычных людей, но все же это нормально беспокоится о будущем. О том, будут ли их дети жить так же хорошо, как они.
Именно из-за этого появление в городе Мелиссы расценивали как еще одно божественное вмешательство магистра Бертрана. То, что ее купили для рождения ребенка от Алана, знали, кажется, вообще все. По крайней мере, девочки в ратуше болтали об этом, как о чем-то решенном. А еще все были уверены, что ребенка Мелли от Алана признают наследником рода Стэгар.
Здесь Роззи немного теряла логическую нить, но все же та прослеживалась.
Алан, как вешри, должен был получить от короны земельный надел, но к моменту выделения всех этих почестей он уже был супругом магистра Бертрана. Земли ему не дали, а вот брак был одобрен королем. Несмотря на то, что ребенок все же будет бастардом Алана, все местные почему-то были уверены, что король признает его наследником рода Стэгар. Без единой капли крови этих самых Стэгар.