Его глаза неторопливо поднялись вверх, к ее глазам, и в них опять вспыхнула восхитительная искорка гнева. Зря он ее дразнит, но искушение слишком велико. Наклонившись поближе, он медленно прочертил пальцем дорожку вдоль ее руки. Она резко выдохнула, грудь под тонкой кофточкой поднялась и опустилась. Определенно кофточка ему пришлась по вкусу. Очень даже.
— К чему это ты не готова? — спросил Джек, продолжая путешествие вдоль ее обнаженной руки, задержавшись во впадинке у локтя.
Она задрожала, облизала губы.
— К тебе… нет! Я хотела сказать, к ланчу с тобой.
Поспешность, с которой она исправила оговорку, вкупе с туманными глазами и ярким румянцем на лице говорили с гормонами Джека открытым текстом.
Его тело мгновенно от ленивой расслабленности перешло в состояние боевой готовности. Он откинулся на спинку дивана, убрал свою руку. Если он постарается не торопиться, то, возможно, и сумеет выполнить свой план: поговорить — первое, поесть — второе, и лишь после этого можно думать о самом главном, со всеми сопутствующими ухаживаниями и ухищрениями.
— Прежде нам надо договориться по некоторым вопросам.
— Каким?
— Относительно наших взаимоотношений. — (Парис посмотрела на него. Казалось, воздух сейчас взорвется от напряжения.) — Да. Закончим мы в постели, но не раньше, чем поговорим, поедим и еще немного поговорим.
Она испустила громкий долгий вздох. Лицо ее теперь уже просто пылало, глаза зловеще прищурились, и Джек знал, что дело теперь не только в потрескивающем в воздухе электричестве. Она была возмущена.
— Стоит мне уложить тебя в постель, и мы долго, очень долго не сможем заниматься ничем другим. Но до того, как мы туда попадем, нам надо согласовать некоторые базовые правила.
— Базовые? Ты желаешь установить кодекс поведения? — Голос ее постепенно становился все выше и выше.
Джек подался вперед и одним пальцем опустил ее подбородок вниз.
— Правило первое: ты оставляешь царственные замашки и жесты за дверью спальни. Правило второе: там же мы оставляем все, что касается Грентемов.
Правило третье…
— А если я не буду играть по твоим правилам? прервала она.
— Что вызывает твои возражения?
— Я возражаю против самой концепции. Терпеть не могу правил.
— Лишь потому, что тебе никогда не приходилось подчиняться ни единому, — спокойно ответил Джек.
Он что, всерьез? Как он может смотреть на нее, прикасаться к ней и завязывать ее нервы в невероятные узлы желания, а после откидываться на спинку дивана и преспокойно перечислять правила? Она теперь один из его проектов, который можно спланировать и выполнять шаг за шагом?
Досада усугубилась дискомфортом: она сидит тут, неловко вытянув руки, потому лишь, что нельзя испортить результаты его тяжкого труда. Парис вскочила на ноги.
— Скажи мне, Джек. Среди всего задуманного тобой есть ли место для того, что могу захотеть я?
— Чего ты хочешь?
Голос ровный, возмутительно спокойный. Злость Парис перехлестнула через край. Подбоченившись, она уставилась на него.
— Я тебе говорила. Секса. Горячего, без комплексов, без правил.
— Нет.
Она вздернула подбородок.
— Тогда, думаю, тебе лучше уйти. Ничего другого не получится.
Он не ответил, не двинулся с места, только вздулись желваки на скулах. И изменилось что-то в глазах. Они словно потемнели от мрачной решимости.
— Ты действительно желаешь, чтобы я ушел? спросил Джек, голос его, мягкий и обволакивающий, вливался в ее уши, опутывая невидимой паутиной, лишая воли. Его глаза не отпускали ее, взгляд проникал в самые потаенные глубины души, он просто читал ее помыслы. И ответа ему не требовалось. Он понял. Его лицо смягчилось. Уголок рта пополз вверх, Иди сюда, — сказал он мягко и похлопал по сиденью рядом с собой.
Она присела и мгновенно была пересажена к нему на колени — настолько быстро, что воздух с шумным «уф» вырвался из ее легких.
— Так-то лучше. Теперь внимание, дорогая. Я не собираюсь повторять дважды. — Он обвел линию ее подбородка большим пальцем руки. Голос его удивительно соответствовал ощущениям от касающегося ее лица пальца. Шершаво-грубоватый снаружи и хранящий манящую чувственную суть внутри. Парис боролась с его магией, боролась изо всех сил, но это походило на тщетные усилия пловца, сражающегося с отливом. Она вложила остатки сил в последнее возражение.
— Снова правила?
— Нет. — Палец отправился вверх по щеке. — После постели неизбежно возникнут обязательства. Понятно тебе? — Палец потрогал уголок ее рта.
Нет, ей было непонятно. О чем он толкует? Сердце ее застучало в бешеном темпе, словно и оно только что боролось против враждебного отлива. Она открыла рот, чтобы спросить, и его палец сразу же скользнул внутрь. Случайный, абсолютно непреднамеренный, но одновременно невероятно провокационный жест. Мягко, неуверенно ее губы сомкнулись, из его горла вырвался хриплый невнятный возглас.
Она лизнула подушечку одним быстрым движением языка, и Джек позабыл о запланированных разговорах и еде, о правилах и самоконтроле. Забыл обо всем в то мгновение, когда погрузился в ее горячий влажный рот. Перестать касаться ее для него было так же невозможно, как перестать дышать. Ее грудь полновесным грузом легла к нему в руку, напрягшийся сосок хорошо прощупывался сквозь одежду. Он начал ласкать его, Парис застонала в ответ. Стон отозвался во всем его существе.
Никогда еще он не возбуждался так быстро и так сильно. Его тело молило о теплой влажной ласке, взывало, требуя разрядки. Он отдернул палец, она прошептала:
— Поцелуй меня.
И он подчинился. В губы, яростно прижимаясь к ним жаждущим ртом, в мочку уха, в шею. Огонь разливался по его жилам.
Его пальцы мяли ткань, сражались с непослушными пуговицами ее кофты.
— И кто придумал это приспособление для пыток? пробормотал он вне себя.
Она рассмеялась ему в шею.
— Ты можешь просто разорвать ее.
Не потребовалось. Последние пуговки сдались под отчаянным напором, ее голова откинулась назад, сигнализируя о полной и безоговорочной капитуляции. Мгновение Джек оцепенело взирал на открывшуюся ему красоту, пытаясь насытить ею глаза, сохранить картину во всей ее полноте. Но лишь мгновение. Потом ему уже потребовалось прикоснуться, вкусить, заполнить руки, рот, чувства. Надо было попробовать, так ли нежна кожа, как кажется, прикоснуться языком, своей кожей. Надо было слышать ее короткие возгласы поощрения, ощущать ее руки на себе.
Он сорвал с нее джинсы, она боролась с его рубашкой. Звук пуговиц, падающих и катящихся по полу, казался неестественно громким. Может, потому, что ее чувства обострились до предела, или потому, что время остановилось.
Он нащупал горячую влажность внутри, она пролепетала о своей жажде прямо ему в губы. Сладкая боль желания сдавила его. Он едва мог дышать. Ее рука у него на талии, она ласкает его под джинсами. Дикая свирепость мелькала в ее глазах, он ожидал, что и первое прикосновение будет таким же. И жаждал его.
Но когда Парис коснулась его мягкими, нежными руками, показалось, что она дотрагивается до драгоценного произведения искусства. Ее глаза сияли, щеки раскраснелись, влажные губы приоткрылись от благоговейного восторга. Джек ощутил странную раздвоенность. Ему хотелось уложить ее на спину, накрыть своим телом, стереть все ласки, которые могли бы быть до этого, наполнить ее только собой. И — одновременно — растягивать каждое мгновение надолго, чтобы калейдоскоп огней, ощущений, прикосновений никогда не прекращал свое верчение.
Она провела пальцем по его животу, едва касаясь, словно в сомнении, и последние остатки его самоконтроля разлетелись на куски. Он ссадил ее с колен и опустил рядом с собою на диван. В следующий раз можно будет не спешить, а сейчас ему необходимо оказаться внутри нее. Прямо сейчас.