Он схватил шланг и пустил струю воды в Капризку.
— Ой! Ой! Ой-ё-ёй! — завопил наверху Капризка.
Он спрятался за столб. Но и там настигла его струя.
— Ой-ой! Утопаю! — вопил Капризка.
Садовник перестал его поливать. Капризка начал медленно спускаться. Тогда подскочил маляр и принялся мазать Капризку чёрной краской поперёк.
— Вот тебе! Вот тебе! Сам будешь как зебра полосатая!
— Не я красил скамейки! Это Павлик! — закричал Капризка.
— И Павлику будет! И всем Павликам будет! — не шутя пообещал маляр.
Павлик оттащил Бимбо в сторону. Капризка спустился на землю.
— А что я сдела-ал?! — хныкал Капризка. — Я хороший! Я несчастный!..
И тут всем стало жаль мокрого, перепачканного Капризку. Он это сразу заметил и попросил:
— Отпустите меня! Я больше не буду.
— Что с ним делать? — развёл руками маляр.
— В ступе его истолочь, — решительно заявила бабушка.
— В помойку его бросить. И крышку завинтить, — предложил садовник.
— Нельзя! — строго сказал сержант милиции Иванов. — Таких перевоспитывать надо. Ты кем хочешь быть? — ласково спросил он Капризку.
Капризка сделал хитрые глаза и сказал:
— Милиционером!
— А что ты будешь делать?
— Дайте, пожалуйста, ваш свисток, — вежливо попросил Капризка.
Сержант дал ему свисток. А Капризка как засвистел! Как засвистел!
— Прекратить! — рассердился сержант Иванов.
— А я хочу свистеть! Хочу не хочу — делаю что хочу!
Сержант насилу отнял у него свисток.
— Не будешь ты милиционером! Ты не знаешь, когда свистеть надо, — сказал сержант Иванов.
— Я нарочно. Я садовником хочу быть. Честное слово, садовником! — воскликнул Капризка.
— Любопытно, — промолвил садовник. — А что ты делать умеешь?
— Дайте мне, пожалуйста, шланг, — очень вежливо попросил Капризка.
— Э, нет, брат. Знаем мы таких поливальщиков! — ответил садовник.
— В ступу его! В ступу! — настаивала бабушка.
— В помойку! — твердил садовник. — В помойку! И крышку завинтить.
— Не надо в помойку! — опять захныкал Капризка. — Не хочу в ступу!
Вдруг он стал серьёзным. И сказал:
— Я рабочим хочу быть. Дома строить. Большие!
— Так сразу и в рабочие! — улыбнулся маляр. — А сколько будет два кирпича и два кирпича?
— Куча кирпичей, — ответил Капризка.
— Неправильно, — сказал маляр. — Будет четыре кирпича.
— Нет, куча! — упрямился Капризка. — Сколько хочу — столько и будет!
— Не выйдет из него рабочий, — сказали все. — Он думать не хочет!
А Капризка подбоченился и сказал:
— Я бабушкой хочу быть! Вот кем!
Тут все рассмеялись:
— Как это бабушкой?
— А вот как! Смотрите!
Капризка прошёлся бабушкиной походкой. И бабушкиным голосом сказал:
— Па-авлик! Ты проделал водную процедуру? И раз! И два! И три, и четыре, — передразнил он бабушку, делая приседания.
Но теперь никто не смеялся.
А бабушка даже обиделась. Потому что было очень похоже.
Павлик всё время удерживал Бимбо. Но тут Бимбо вырвался и бросился на Капризку.
— Ай-яй-яй! — взвизгнул Капризка и снова взлетел на столб.
В пасти Бимбо остался клок от его штанишек.
— Бешеная собака! Бешеная собака! — закричал сверху Капризка. — Милиция! Стреляй в собаку!
Бимбо лязгал клыками. Шерсть взъерошилась.
— Спасайтесь! — закричали в толпе. — Бешеная собака! Спасайтесь!
Тогда Павлик встал рядом с Бимбо.
— Нет! — сказал Павлик. — Она не бешеная! Это Бимбо. Он умеет говорить.
— Не умеет! Не умеет! — прокричал сверху Капризка. — Я знаю!
А Бимбо встал на задние лапы и сказал:
— Здравствуйте, граждане простореченцы!
В толпе радостно закричали:
— Бимбо нашёлся! Ура!
Ведь многие помнили ЧУДО ПЕДАГОГИКИ, говорящую собаку Бимбо.
Но тут вышел совсем старенький старичок. Он приблизился к Бимбо и сказал:
— Здравствуй, друг!
Бимбо лёг на живот и медленно пополз к старику. Из глаз Бимбо текли слёзы. Он задыхался от счастья.
В толпе сразу все смолкли. Только переговаривались шёпотом:
— Это хозяин Бимбо. Старый акробат.
— Это он научил говорить собаку.
— Он чуть не умер от горя, когда пёс убежал.
Бимбо подполз к своему хозяину. Прижал голову к его ногам. Он ждал прощения.
А старичок сказал:
— Я не буду тебя наказывать. Ешь из моей тарелки. И ходи без ошейника.
Бимбо хотелось вымолвить: «Зачем мне твои тарелки? Зачем мне твоя постель?!» Но от волнения он не смог говорить.